табачным дымом, а "патриарх" благословлял всех крестом, сделанным из перекрещенных табачных трубок. Затем во дворце начался веселый пир, продолжавшийся двое суток: "Причем не дозволялось уходить спать в собственные жилища. Иностранным представителям отведены были особые покои и назначен определенный час для сна, по истечении которого устраивалась смена, и отдохнувшим надо было в свою очередь идти в хороводы и прочие танцы".
Ф. В. Берхгольцу, прибывшему в Россию в свите герцога Голштинского, особенно запомнилась Масленица в Москве в 1722 году. По случаю празднования Ништадтского мира Петр устроил необычную процессию, которая двинулась из села Всесвятского и проехала по Москве. Изумленные москвичи видели, как по заснеженным улицам их древнего города курсировал русский флот. Лодки, яхты, корабли были поставлены на сани, которые тянули лошади.
Берхгольц оставил подробнейшее описание этого поезда. Тут был и "князь-папа" со своей шутовской свитой: "В ногах у него верхом на бочке сидел Бахус, держа в правой руке большой бокал, а в левой посудину с вином". За ним следовал Нептун: "Он сидел в санях, сделанных в виде большой раковины, и имел пред собою в ногах двух сирен". Сам император ехал на большом корабле, беспрестанно салютовавшем из пушек. Команду корабля составляли бойкие, проворные мальчики (очевидно, ученики навигацкой школы).
Берхгольц рассказывал: "Его величество веселился истинно по-царски. Не имея здесь в Москве возможности носиться так по водам, как в Петербурге, и несмотря на зиму, он делал однако ж со своими маленькими ловкими боцманами на сухом пути все маневры, возможные только на море. Когда мы ехали по ветру, он распускал все паруса, что конечно немало помогало 15-ти лошадям, тянувшим корабль".
Императрица следовала за кораблем в красивой раззолоченной гондоле. В процессии были ряженые, изображавшие турок, арапов, испанцев, арлекинов, даже драконов и журавлей. Были сани, запряженные шестерней медведей. Ими правил человек, зашитый в медвежью шкуру. Вероятно, это была выдумка Ромодановских, которые славились своими дрессированными медведями. Берхгольц насчитал в процессии свыше 60 саней. Праздник закончился пиром и фейерверком.
А вот в 1724 году в Петербурге Масленица не удалась. Петр намеревался и здесь устроить забавное санное шествие, но всю праздничную неделю мела метель и был жестокий мороз. Несколько дней участники процессии в костюмах и масках съезжались к месту сбора, но, окоченев по дороге, отправлялись отогреваться в чей-нибудь гостеприимный дом. Азартный государь не терял надежды осуществить задуманную им потеху, но, увы, стихия победила.
Екатерина II по случаю своей коронации, подражая Петру I, устроила в Москве на масленой неделе грандиозное маскарадное шествие под названием "Торжествующая Минерва". Три дня ездила по городу маскарадная процессия, которая, по замыслу императрицы, должна была представить различные общественные пороки - мздоимство, казнокрадство, чиновничью волокиту и другие, уничтожаемые благотворным правлением мудрой Екатерины.
Распорядителем праздника был известный актер Ф. Г. Волков, стихи и тексты для хоров писали М. М. Херасков и А. П. Сумароков. Процессию составляли четыре тысячи действующих лиц и двести колесниц. Это увеселение стоило жизни Волкову, простудившемуся во время праздника. А пороки, с которыми намеревалась бороться Екатерина, по странной иронии судьбы под ее скипетром расцвели еще более пышным цветом.
Когда Екатерина II дождалась рождения внука Александра, которому втайне намеревалась передать престол, обойдя нелюбимого сына Павла, императрица на радостях устроила для своих приближенных поистине "бриллиантовую" Масленицу.
Английский посол лорд Гаррис сообщал: "Императрице угодно было устроить в течение Масленицы праздник, который своим великолепием и изяществом превзошел все, что можно придумать в этом роде. За ужином десерт подавался на драгоценных блюдах, сверкавших каменьями на сумму до двух миллионов фунтов стерлингов". Тем, кто оказывался в выигрыше в затеянных после ужина играх, императрица преподносила бриллиант. За вечер она раздарила своим приближенным около 150 бриллиантов, поразивших англичанина своей ценой и редкостной красотой.
Посетивший Россию в XVIII веке датчанин П. Хавен рассказывал: "Помимо различных игр, обычных на Масленицу, русские в эту неделю устраивают себе развлечение, которое чужеземным наблюдателям кажется более опасным, нежели веселым". Он имел в виду катание с высоких ледяных гор, ставшее неотъемлемой частью масленичных забав. Сначала для этого использовали естественные рельефы местности - высокие речные берега, овраги и пригорки, которые заливали водой.
Ганноверского посланника Ф.-Х. Вебера, побывавшего в России во времена Петра I, это излюбленное развлечение русских привело в содрогание. У крутого, обледеневшего спуска реки уже вовсю шла потеха. Наверху стоял стол с водкой, которой - "на дорожку" - угощали катающихся. Под горой расположился оркестр, вокруг собрались толпы наблюдающих. Несколько человек садились гуськом, держась друг за друга, на соломенный коврик. Для благополучного спуска следовало обладать незаурядными акробатическими способностями.
Катальщики на огромной скорости неслись с горы, скользя по ледяным ухабам на "пятой точке" и задрав ноги кверху, чтобы не покалечить их и не приехать вниз нагишом: по свидетельству Вебера, при стремительном спуске от трения "брюки, если не были прочны, рвались в клочья".
Как только коврик с катающимися сталкивали сверху, "начинали играть литавры и трубы, звук которых сопровождался криками зрителей и самих спускавшихся. И я могу на собственном опыте подтвердить, - продолжает Вебер, - что, когда был со всеми остальными принужден также проделать этот спуск и счастливо завершил гонку, я от головокружения почти ничего не слышал и не видел".
Со временем "катальная потеха" в городах совершенствовалась. На льду реки или на площадях стали возводить деревянные горки с нарядными павильонами, спусковую дорожку ограждали бортиками. Горки украшали разноцветными флагами, еловыми и сосновыми ветками, даже деревянными скульптурами.
Вместо рогожек появились специальные санки, которые вначале напоминали лодки, поставленные на полозья и обитые внутри сукном. Но некоторые лихачи предпочитали спускаться с горок на коньках или просто на собственной подошве.
В Петербурге в начале XIX века славились горы купца Подозникова. Они строились на Неве против Сената и достигали 26 метров в высоту. Катание с городских усовершенствованных гор стало платным и в прошлом веке стоило одну копейку.
Возле ледяных гор развертывалась бойкая торговля горячим сбитнем, чаем из дымящихся самоваров, сладостями, орехами, пирогами и блинами. Публику веселили скоморохи и любимый народный герой - Петрушка. Вскоре на смену этим представлениям пришли балаганы, в которых выступали акробаты и жонглеры, показывали дрессированных животных и китайские тени, ставили лубочные комедии, спектакли-феерии, а также популярные в XIX веке "живые картины".
Хозяева балаганов чутко улавливали изменения зрелищных потребностей и вкусов публики. Едва по Петербургу разнеслась молва о триумфе картины К. Брюллова "Гибель Помпеи", как в одном из балаганов начали показывать "живую картину" на эту тему. Эффекты были впечатляющие: яркие вспышки извержения вулкана, дым, грохот, живописные группы статистов... Правда, полуобнаженные "помпеянцы" отчаянно дрожали в промерзлом балагане, но невзыскательные зрители истолковывали это как ужас перед грозной стихией.
Если в Москве и Петербурге простолюдины на Масленице спешили в балаганы, чтобы посмотреть "Битву русских с кабардинцами" или "Взятие Карса", то жители маленьких провинциальных городков и деревень сами становились действующими лицами необычной баталии - взятия снежного городка - помните яркую, динамичную картину Сурикова?
Василий Суриков. Взятие снежного городка. 1891. Холст, масло. 156 x 282.
Государственный Русский Музей, Санкт Петербург, Россия.
Собравшись от мала до велика, они дружно возводили из снега крепость с затейливыми башнями и двумя воротами. Чаще всего ставили ее на льду реки и посередине прорубали полынью. Затем участники игрища делились на две партии. Конные удальцы осаждали крепость, а ее защитники отбивались снежками, размахивали хворостинами и метлами, пугая лошадей. Победителя, ворвавшегося первым в ворота, ожидало испытание: его заставляли искупаться в ледяной проруби. Потом всем участникам игры подносилось угощение, а победителя награждали подарком.
Распространенной масленичной забавой, особенно в глубинке, были кулачные бои.
С. В. Максимов в "Очерках народного быта" рассказывал о традициях одного из уездных городков Пензенской губернии: "В последний день Масленицы <...> на базарную площадь еще с утра собираются все крестьяне, от мала до велика". Начинается с традиционной "стенки", когда выстраиваются друг против друга бойцы двух партий. А кончается тем, что "все дерутся, столпившись в одну кучу, не разбирая ни родных, ни друзей, ни знакомых. Издали эта куча барахтающихся людей очень походит на опьяненное чудовище, которое колышется, ревет, кричит и стонет от охватившей его страсти разрушения. До какой степени жарки бывают эти схватки, можно судить по тому, что многие бойцы уходят с поля битвы почти нагишом: и сорочки, и порты на них разодраны в клочья".
Широкая Масленица в полной откровенности выставляла напоказ все: и семейные достатки, о которых судили по нарядам и угощению; и одичание невежественных душ, превращающее праздник в пьяный мордобой, и неистребимую тягу человеческих сердец к красоте и радостной поэзии бытия.
Максимов писал: "Всюду весело, оживленно, всюду жизнь бьет ключом, так что перед глазами наблюдателя промелькнет вся гамма человеческой души: смех, шутки, женские слезы, поцелуи, бурная ссора, пьяные объятия, крупная брань, драка, светлый хохот ребенка..."
Но самым любимым и красивым масленичным обрядом было катание на санях. Выезжали все, у кого был конь, и по улицам городов и деревень наперегонки неслись разномастные упряжки: богачи щеголяли холеными рысаками и расписными санками, крытыми ковром или медвежьей шкурой, а вслед неуклюже скакали крестьянские лошаденки, вычищенные до блеска, украшенные цветными ленточками и бумажными цветами. Гремели конские копыта, звенели бубенцы и колокольчики, заливались гармоники...
Мальчишки с наслаждением дули в глиняные свистульки, выводя птичьи трели и даже не подозревая, что подражание голосам птиц - тоже остаток языческих обрядов зазывания Весны-Красны. Эту светлую радость и праздничную пестроту красок донесли до нас картины Б. Кустодиева, любившего рисовать русскую Масленицу.
Молодая англичанка М. Вильмот, приехавшая в гости к княгине Дашковой, с удовольствием участвовала
