не могут отмстить за свои погубленные души, то пусть хоть государевы слуги изловят изменщика и вырвут из него иудину душу, а тело бросят в ров псам на растерзание.
Услыхав такую правду, весьма огорчился царь
Озябло сердце его, и ноги задрожали в коленях. В глубокой печали стал дожидаться возвращения посланного для спасения своего дитяти отряда. Нет бы в часовне молиться, да в грехах каяться. Нет же, стал в утробу ненасытную вливать чарой немерной зелено вино.
Проходит время. Возвернулись стрельцы с похода. Страшатся с докладом идти, бояться государева гнева — приказ-то не выполнили. Десятника да советника в болотах потеряли. Сами чуть было не утопли в топях гнилых. Еле выбрались. Понуро бредут к государю. Вдруг дорогу охрана преградила. Не велено! Царь удалился в палаты свои для страдания, и не велено никому тревожить тоску его.
День проходит, другой зачинается. Не выходит царь. Рынды у дверей никого не пускают, с честью блюдут устав. Скопились бояре у дверей кованых, речи крамольные извергают из уст. Послали за царицей, а той неможется. Воевода своей властью призвал к порядку, привёл стрельцов с казаками и силою двери царские освободили от охраны.
Растворили двери. Ужас глянул из полумрака спальни и своим смрадным дыханием сдавил горло. Толпа оцепенела. На полу возле постели навзничь лежал царь. Лицо его в свете факелов было иссини-чёрное. Могильный тлен уже коснулся царственного чела, укрыв его безобразной маской. По всему видно в муках покидала нечестивая душа земную оболочку вырванная когтями рогатого беса.
Слуги, сопровождаемые пинками боярских особ, распахнули все окна, но несносные миазмы смерти успели уже распространиться по дворцовым залам и комнатам, заставляя, зажимая ноздри, бежать прочь, на свежий воздух.
На столе, не привлекая ничьего внимания, стояли серебряный кубок, украшенный чеканкой в виде охоты на диких зверей, и наполовину пустой кувшин работы кубачинских мастеров.
***
Отпустил пленников Рох, развязал узлы тугие и велел вынести из землянки четверых убиенных и похоронить недалеко от жилья, чтобы их могилы были вечным напоминанием его грехов. Позже, достав свой безжалостный нож, поставил стрельцов на колени и взял с них страшную клятву, что забудут они дорогу сюда на веки вечные и всё увиденное и услышанное оставят здесь. А чтобы отвести от себя беду, расскажут, как погибли их товарищи в топком болоте, и более ничего. Поклялись служивые, и никто из них не засомневался в том, что нарушившего клятву найдёт сей нож. Затем Рох вывел испуганных людей к дороге и указал, как найти своих товарищей, стоявших лагерем у леса.
Разыскал Рох скрытое место, где прятал награбленные сокровища, и схоронил в той земле свой цыганский чури́ — нож, унесший многие жизни. И, засветив свечу, долго молился, поминуя убиенных. Слова молитвы таинственным образом влагались в его сердце, и уста изрекали до сей поры ему неведомые глаголы. И он не дивился сему, ибо в нужную минуту душа найдёт слова общения с Богом.
Место то под могучим дубом поросло всё вокруг папоротником и, как гласит легенда, каждый год цветёт тот папоротник по осени в грозовую погоду, когда собираются тучи на небесной тверди, готовые пролиться горькой судьбиной на людские души. Приходит в ту пору к нему лесной житель и ставит свечу на помин загубленных душ. В тот момент выпускает папоротник свой цветок и цветёт он, пока горит свеча.
И сей затворник чёрен волосами, бородою велик, сам в шкурах зверей диких. Суровое лицо затворника черно от солнца жгучего, от ветра могучего, кожа на нём словно кора древесная; не просчитать на нём колец годичных, яко на дереве. Глаза, под густыми бровями сокрытые, взглядом пронзают, словно кинжалом ложь рассекают, лишь истина ведома им. Ничто не скроется от взгляда сего. Десница корявая, словно корень у дуба, держит посох древесный, и слились пальцы с ним воедино, не отличить, где плоть, а где неживое, и то есть Рох.
