- Говорю тебе, Наташка, не пей чай с этой фрау Геббельс! Она тебе чего-нибудь подсыплет, а ребёночка твоего на органы порежет. Или кровь выкачает, как в ентом "воспитательном" лагере в Литве. Послушай умного человека! Я плохого не посоветую.
- Не понимаю, кто кого порежет? Какая фрау Геббельс? - молодая женщина инстинктивно прикрыла живот обеими руками, словно пытаясь защитить будущего ребёнка от всех геббельсов мира.
- Я про Петрову эту, соседку твою, - уточнила Марья Михайловна, нависая над ней, словно грозя раздавить своими пышными формами. Наталья невольно опустилась на ступеньку ниже. - Совсем бабка стыд потеряла! Бегает с белой лентой, пишет письма "болотникам".
- Кому-кому?
- Иностранным агентам, что на Болотную выходили. Они же все куплены Госдепом! Да если бы их не посадили, они бы развалили Россию к чёртовой матери! Вот сестра её со своим хохлом по Майдану скакали - и теперь Украине трындец! Детей заживо сжигают! Это ж какой надо быть стервой, чтобы хотеть такого для своей страны!
- Так, может, она и не знает? - робко вступилась Наталья.
По-честному, она и сама не знала, что происходит на Украине на самом деле. Да и "Болотное дело" как-то прошло мимо неё. Но раз большинство говорит, что там всё плохо, и довели страну до ручки такие вот "болотные" - значит, скорей всего, так и есть.
- Всё она знает! Это у них семейное. У неё дед во время войны был полицаем. Да ещё и на редкость сволочным. У него любимое развлечение было - отрезать детям головы и играть в футбол. Да, да, милая, детскими головами! Матушка ейная под эсэсовца ложилась. От него и нагуляла. Гены, деточка, гены! Сталина на них нет! Дед мой, царствие ему небесное, таких сразу расстреливал!
Тем временем дверь квартиры напротив Марьи Михайловны открылась, и оттуда вышла молодая блондинка.
- Это кто? - спросила Наталья, когда та, бросив небрежное: "Здрасте!" - стала спускаться вниз.
- Это Верка. Ещё та шалава! Эх, говорила я Надюхе: ну, кого ты без мужика вырастишь? делай аборт! А она, дура: буду рожать для себя. Вот и родила, на свою голову!
Поведав в подробностях тёмное прошлое родителей этой блондинки, а также не менее тёмное настоящее её самой, Марья Михайловна охотно перешла на других соседей. Анастасии со второго этажа материнство тоже не принесло счастья. Старшая - Маша - уродилась нормальной, а у младшей - Иры - ДЦП - не может ходить.
- Вот так двадцать пять лет с ней мучается. Сдала бы в приют, хоть Машка жила б нормально! А то ж всё внимание Ирочке да Ирочке! А та уже совсем мамке на голову села. Избалованная девка просто до безобразия!
Хуже всего было то, что её появление на свет разбило вдребезги семью несчастной Анастасии. Прежде Виктор никогда не напивался до чёртиков. Но что остаётся делать нормальному мужику, когда любимая жена целиком принадлежит дочке-калеке? Тут и самый стойкий бы запил. Правильно он сказал: лучше б Ирка родилась мёртвой!
Фёдоровы из пятого подъезда недавно усыновили детдомовского.
- Дураки и не лечатся! Подрастёт Вадик - их же ножичком и прирежет! Ну, кто сдаёт ребёнка в детдом? Бомжи, алкоголики. У них дети уже ненормальные!
Про Анастасию и её больную дочь Наталья знала ещё вчера - во время чаепития с Екатериной Дмитриевной. Но та как-то скупо рассказывала про соседей. Марья Михайловна же восполнила этот пробел так успешно, что, прощаясь с ней, Наталья уже знала о них почти всё: кто сколько водки пьёт и какие фортели выкидывает по пьяни, кто когда с кем спал и с кем спит сейчас втайне от второй половины. Ну, и конечно, кто кого обожает до безумия, а кто кого едва терпит.
- А эту фрау Геббельс обходи десятой дорогой! - предостерегла соседка на прощание. - У неё знаешь какие связи с украинскими бандеровцами! Они ж нас, русских, буквально с рождения ненавидят!
Как во сне поднималась Наталья на пятый этаж. От слов Марьи Михайловны было явно не по себе. Ещё какие-то пару часов назад она думала, как им с Олегом сказочно повезло. Так выгодно обменяли халупу в Суетово на ярцевскую квартиру. Елене Петровне, одинокой пенсионерке, было всё равно, что домик Натальи, запущенный отцом-алкоголиком, находился не в лучшем состоянии. "Мне лишь бы к земле поближе", - говорила она. Оказывается, она попросту убегала от вредной соседки. От Екатерины Дмитриевны. Кто бы мог подумать? А ведь эта фрау Геббельс казалась такой интеллигентной женщиной!
- Олежка, умоляю, давай уедем отсюда! - говорила Наталья вечером мужу. - Мне страшно здесь оставаться!
- Я не понял, - тот был явно ошарашен. - Ты же сама хотела выбраться из той дыры. Что произошло?
- Понимаешь, фрау Геббельс... Она общается с бандеровцами. Я боюсь, что она причинит зло нашему малышу.
- Какой Геббельс? Какие бандеровцы? Наташ, ты чего?.. Нет, ну ты даёшь! - возмутился Олег, когда Наталья во всех подробностях поведала ему про биографию и увлечения соседки. - Из-за каких-то бабьих сплетен готова всё бросить и ехать к чёрту на кулички!
- Но Марья Михайловна...
- Язык без костей у твоей Марьи Михайловны! Завтра скажет, что я мутант с какой-то там альфы Центавра. Или оживший Дракула. Что тогда - тут же со мной разведёшься?
- Но она мудрая женщина, знает жизнь.
- Что-то я не замечал за ней особой мудрости. Видимо, хорошо шифруется. Ну, не обижайся, Натулик, - Олег нежно обнял жену, огорчённую таким непониманием. - Ну, не вижу я смысла - только обустроились и уезжать. А бандероцы, геббельсы... Да пусть они только косо посмотрят на нашего малыша! Зря я, что ли, боксом занимался? Неужели, думаешь, не смогу вас защитить?
Уверенный тон мужа несколько успокоил Наталью. Страх в сердце из огромного монстра уменьшился до размеров мышонка. Хотелось верить, что Олег убережёт будущего человечка от всех бед.
В коридоре родильного дома было холодно, как в чертогах Снежной Королевы. Екатерине Дмитриевне подумалось: какая сволочь вздумала открывать окна? Они что, хотят в канун Нового года застудить пациенток и их малышей? Бедная Даша! И Максимка! Только родился, как попал в это царство холода!
Как же быстро летит время! Казалось, только вчера Дашутка с рыжими косичками бегала по двору, гоняла на велосипеде, лазала по лесенкам. А теперь - уже мама. Но по сути, та же девочка с характером. Не бросила тётю Катю, которую теперь, с подачки сплетницы Марьюшки, половина Ярцева зовёт не иначе как фрау Геббельс. Как бы эта Марьюшка теперь не отомстила ей за верность! А то ж она тут врачом работает.
Не успела она толком закончить свою мысль, как услышала из кабинета врача голос. Судя по всему, молоденькой медсестры:
- Марь Михална, так как Тихомирову оформлять?
- Оформляй как выкидыш, - холодно ответил голос соседки. - Ничего, полежат, сам дойдёт.
Тихомирова? Наташка? Екатерина Дмитриевна знала, что её недавнюю соседку по лестничной клетке вчера ночью увезли в роддом. Значит, преждевременные роды всё-таки случились? Жалко девчонку! Но что означает "сам дойдёт"? Они что, собираются оставить едва живого младенца без помощи? Или он явно не жилец?
Из-за угла тянуло холодом ещё сильнее. Заглянув туда, женщина едва не вскрикнула от изумления и ужаса. На подоконнике перед настежь раскрытым окном лежал крохотной младенец. Ноги сами стремглав понесли Екатерину Дмитриевну к окну, а руки схватили ребёнка и прижали к телу, стремясь отогреть.
Наталья оказалась в той же палате, что и Даша. Кроме них, там были ещё две женщины.
- Наташ, это твой ребёнок? - спросила Екатерина Дмитриевна вместо приветствия, не посмотрев даже в сторону той, кого пришла навестить.
Наталья с испугом посмотрела на пришедшую, словно та отобрала у неё дитя и хочет съесть. Должно быть, Марьюшка крепко напугала её рассказами про "фрау Геббельс". А то ж Наташка больше так ни разу не зашла к ней на чай и при встречах ограничивалась сухим "Здрасте".
- Забирай его. Отогрей хотя бы. Я его только что с подоконника сняла.
- С какого подоконника? - Наталья заметно заволновалась. - Кто его туда положил?
- Я так думаю, что Марья. Она его как выкидыш оформила. Я слышала.
- Так он живой! Живой!
Тут уже заволновались и другие женщины. После такого любой, наверное, станет страшно за своих детей. Что касается Натальи, с ней случилась настоящая истерика. Она требовала врача, медсестёр. Когда же Марья Михайловна зашла в палату, орала так, что дрожали, наверное, стёкла на окнах:
- Если с моим ребёнком что-то случится, пожалеешь, тварь, что на свет родилась!
- Чего истеришь, дура? - проговорила врач с таким хладнокровием, словно речь шла о какой-то незначительной безделушки, из-за которой разгорелся неоправданный сыр-бор. - Твой весит всего килограмм. Всё равно подохнет.
- Вот и спасайте, чтобы этого не случилось, - вмешалась Екатерина Дмитриевна. - И если не дай Бог что - по судам затаскаем. Я выступлю как свидетель, можете не сомневаться!
Марья Михайловна на пару с медсестрой заметно засуетились. Ребёнка Натальи быстренько унесли.
- Вы бы проследили, тёть Кать, - шепнула ей на ухо Даша. - А то вдруг опять попытаются от него избавиться.
- Нет, не думаю. Теперь всё это слишком явно.
Поздравления Дашутки получились скомканными, почти что между делом. Остальное время и гостья, и соседки по палате утешали рыдающую Наталью, которая только что чуть не потеряла своего Ванечку.
Кто-то из учёных, Декарт, кажется, сказал: сомневаюсь - значит, мыслю. Должно быть, намекал, что человеку думающему свойственно сомневаться в правильности своих поступков. Даже если эти поступки самые что ни на есть благородные. Вот и Екатерина Дмитриевна порой сомневалась: правильно ли она сделала, что не позволила по-тихому дать умереть недоношенному ребёнку? Нет, тогда она, конечно, не сомневалась. И Наталия после этого стала относиться к ней значительно теплее. Не упрекнула она Екатерину Дмитриевну и тогда, когда стало заметно, что у Ванечки что-то не так с ножками. И когда врачи поставили страшный диагноз - ДЦП.
- Ну, и чего ты добилась? - с откровенным злорадством говорила ей при встречах Марья. - И ребёнку мучиться, и у Наташки жизнь наперекосяк! Ты ещё хуже, чем твой дед!
Иногда Екатерине Дмитриевне казалось, что доля правды в словах соседки есть. Взять хотя бы Настю, уже к сорока годам полностью поседевшую. Бедная женщина хорошо научилась прятать ножи и таблетки. Психиатр в Смоленске уже в лицо узнаёт мать пациентки, что не раз пыталась покончить с собой. А уж сколько проклятий наслушалась она от Иры за то, что породила её на свет такую! Сейчас девушка вроде бы смирилась со своим существованием, однако интереса к жизни не проявляла. Она могла целыми днями пролежать на диване под звуки телевизора, позволяя матери приподнять её, чтобы поесть, или отнести в туалет.
- Ирка сама себя доделала! - с грустью признавалась Настя соседке. - Раньше она ж в любую погоду просилась на улицу. И мне по хозяйству помогала: еду приготовить, постирать. На унитаз сама забиралась. А сейчас, если не успею отнести, сделает в штаны. Уже даже проползти не может.
Она как никто другой понимала, что может ожидать Наташиного Ваньку. Конечно, он ещё маленький, не понимает своего несчастья. Но ведь вырастет. Не проклянёт ли он потом свою жизнь,
