родителей и ту женщину, что не позволила ему замёрзнуть? Тем более, когда рядом такая "добрая" соседка, как Марьюшка.
Это она, принимая роды, повредила Ирочке позвоночник. Патологию записали как врождённую, при полном согласии главврача, с которым она, как поговаривали соседи, вовсю крутила роман. Впрочем, они, по всему видно, и сейчас любовники. Кроме того, её Санёк живёт в Смоленске, работает в областной администрации. Так что уволить Марью теперь вряд ли кто решится. Хотя если бы Наташа и Олег захотели подать на неё в суд за Ванечку, Екатерина Дмитриевна охотно бы их поддержала. Но они не стали этого делать. Что толку? У неё связи. Ребёнка всё равно здоровым не сделаешь, только нервы себе попортишь. Кроме того, как бы самим не огрести ещё больших неприятностей на свою голову!
Но по-видимому, мало этой Марьюшке, что, по её милости, двое детей лишились здоровья. Надо ещё их и добить злым словом, ядовитым взглядом, осуждая за то, что они такие живут на земле. Наговорить такого, что даже самый стойкий уверует, что не имел права даже появляться на белый свет. И Настя, и Екатерина Дмитриевна, и другие соседи были уверены, что именно она затерроризировала несчастную Иру. Про Ванечку она в присутствии родителей опасалась что-то говорить. Всё-таки Олег боксом занимался - лучше его не злить. Но весь двор знал о её умении пакостить по-тихому, оказываясь вроде как не причём.
Как раз об этом думала Екатерина Дмитриевна, когда Наталья пришла к ней на чай.
- Проходи, Наташенька, сейчас чайку поставлю. Как раз пряники испекла.
Пряники с имбирём и корицей, покрытые сахарной глазурью, пошли прекрасно.
- Руки у Вас золотые! - хвалила гостья.
- Да я-то что? - скромно ответила Екатерина Дмитриевна. - Вот мама, царствие ей небесное, мастерица была!
Золотое было время, когда мать была жива! Сколько пожилая женщина себя помнила, в их доме всегда было полно гостей. Напечёт мать пирожков, пригласит всех соседей, друзей - и обычный день превращается в настоящий праздник. Во дворе только и разговору было: какие пироги у Варвары Ильиничны. А уж как она пела да как выплясывала! Невозможно было оторваться!
- Мне, кстати, тётя Настя рассказывала, что у Варвары Ильиничны голосище был.
- Да, это точно. Кстати, у меня есть кассета. Я на её Дне рождения записывала. Могу поставить. Где она у меня тут?
Впрочем, кассету удалось найти довольно быстро, и вскоре на кухне зазвучала голосом матери "Тонкая рябина".
- Мама русские народные наизусть знала. И парочку немецких. Генрих её научил.
- Генрих - это немец?
- Да, он мой родной отец.
Мать много рассказывала о тяжких военных годах, на которые пришлась её юность. Тогда же в сорок втором, когда вся Смоленщина была оккупирована немецкими войсками, её мать, бабушка Екатерины Дмитриевны, с риском для жизни прятала в своём доме немецкого дезертира. Генрих бежал из армии вермахта, чтобы сдаться красноармейцам. Не в силах был равнодушно смотреть на бесчинства, творимые его однополчанами на оккупированных территориях. Скитаясь по лесам, чуть было не попался отряду СС, от которого чудом сумел уйти. Однако был серьёзно ранен пулей снайпера. Истекающего кровью его и нашла Прасковья Фёдоровна с дочерью Варей. Он только успел прошептать испуганным женщинам, что хочет сдаться, как потерял сознание. Пожалела дезертира Прасковья Фёдоровна: совсем ещё мальчишка! Её дочери лет восемнадцать и ему на вид примерно столько же. Вдвоём притащили его домой, где выхаживали раненого.
"Я и сама не заметила, как в него влюбилась", - признавалась потом мать.
Не заметил и Генрих, как русская девушка Варя завладела его сердцем.
"Я не мочь жить без тебья! - говорил он ей. - Я тебья любить!".
Когда беглец окреп настолько, что мог самостоятельно передвигаться на значительные расстояния, настала пора прощаться.
"Я буду вернуться, - обещал Генрих. - Ты ждать менья?".
"Конечно, любимый! Я буду ждать!".
Но не суждено было девушке дождаться возлюбленного. В тот же день сбежавший дезертир был обнаружен эсэсовцами и застрелен на месте.
- Мама хотела кинуться к нему, но бабушка её быстренько увела. А через девять месяцев родилась я.
Трудно было молодой женщине в военное время растить ребёнка без отца. Надеяться приходилось только на себя и на то, что кошмар под названием "война" когда-нибудь закончится, что вернётся кормилец... Но увы, вскоре после рождения внучки Прасковья Фёдоровна получила извещение, что её муж пропал без вести. А незадолго до окончания войны её ждал ещё один удар - весть о том, что её Илюша был у немцев полицаем. Да ещё и прославился такими зверствами, что не всякий эсэсовец бы додумался.
- Бабушка до последнего отказывалась в это верить. Она говорит, дедушка был добрейшим человеком. И детей очень любил. Ударить бы ребёнка не смог - не то что голову отрезать. Мама тоже в это не могла поверить. Ещё бы! Такой, говорит, был заботливый отец! Всем соседям на зависть!
- Так почему же Вы всё-таки Дмитриевна? - полюбопытствовала Наталья. - Почему не Генриховна?
В этом была заслуга отчима. Дмитрий был с детства влюблён в её мать, но безответно. Вернувшись с войны, он сделал Варваре предложение. Та согласилась от безысходности, но за годы совместной жизни крепко его полюбила. Когда его не стало, долго печалилась.
Гостья всё это время с интересом слушала историю семьи соседки.
- Да, вот ведь жизнь! - произнесла она, наконец. - Хоть роман пиши.
- Ну, а у тебя-то как? Как Ванечка?
- Да вот Олегу на работе посоветовали доктора Паутова. Говорят, хороший врач, много больных детей на ноги поставил. Записались на обследование. Может, у Вани есть шансы? А там уж придётся продавать квартиру. На операцию, на восстановление - деньги ж нужны. Ну ничего, у Олега в Суетово есть дом, будем жить со свекровью.
Екатерина Дмитриевна не знала, что сказать в ответ. С одной стороны, она, конечно, была рада, что появилась хотя бы призрачная надежда на Ванино исцеление. Но с другой, кто знает, что за доктор этот Паутов? Сейчас среди врачей полно бессовестных обманщиков, дающих ложные надежды, чтобы выкачать побольше денег. Существует ли более удобный объект для манипуляций, чем мать больного ребёнка? А уж если ещё и обработать как следует - так хоть верёвки из неё вей, будет покорной, как овца. Вот если бы в дополнение к любящему материнскому сердцу ещё и трезвый разум!
- Очень рада за тебя, Наташ! Только надеюсь, вы пойдёте на приём вместе с Олегом?
- Ой, это даже не обсуждается. Олег настаивает. Говорит, должен же я знать, что за доктор будет лечить Ванюшу. Он у меня такой умный, такой заботливый! Не знаю, что бы я без него делала! Вот Марья Михайловна, ещё когда я в больнице лежала, всё пугала, что муж меня бросит. Какому мужчине захочется возиться с калекой? А Олег взял и сказал: "Это моя жена и мой ребёнок! И они мне нужны любые, а не только здоровые!".
А ведь и впрямь заботится мужчина и о Наташе, и о Ванюше.
"Запрягла-то его как проклятая баба! - сплетничает с соседками Марьюшка. - Вот жизнь-то у мужика - за калекой памперсы выносить!".
Нет, всё-таки за ребёнка можно не беспокоиться. Даже если врачи не сумеют поставить его на ноги, с таким отцом его жизнь по-любому будет счастливее, чем у Иры.
Уже прощаясь, гостья вдруг обернулась в дверях:
- Екатерина Дмитриевна, а дайте мне фотку Вашего деда. Ну, если, конечно, хотите узнать наверняка. Олежка одно время искал пропавших солдат. Пусть пробьёт.
- Сейчас. Есть как раз в семейном альбоме. Единственная. Бабушка тайком сохранила.
Глядя на фотографию симпатичного мужчины с кудрявой головой и добрыми, лучистыми глазами, трудно было поверить, что этот человек мог творить леденящие кровь злодеяния. Но фотография была сделана ещё до войны - в 1936 году. Что если война изменила его до неузнаваемости?
- Что ж, пусть выяснится правда. Даже если она горькая. Кстати, дедушку звали Вересов Илья Владимирович...
Суббота. Летний день. Счастливые те, кто сейчас плескается в море, лежит на пляже, собирает отполированную волнами гальку, строит из мокрого песка царские дворцы. Сейчас и Наталья могла бы там быть - вместе с Олегом и Ваней. Но увы, перед самым отпуском сменщица попала под машину - только вчера перевели из реанимации. Заменить некем, так что, извините, Наталья Ивановна, придётся Ваш отпуск перенести. Ваня, конечно, огорчился, что мама с ними не едет, но что делать? Он уже, по большому счёту, привык, что очень редко бывает в жизни так, чтобы всё и сразу. И слишком рано узнал цену настоящего счастья - уметь ходить. Пусть и на костылях, которым суждено стать ему верными спутниками до конца жизни. Но тот, кто каждый день делал то, что ещё неделю назад виделось невозможным, делал через нестерпимую боль, тот поймёт, насколько это прекрасно - стоять на своих ногах. Дай Бог здоровья доктору Паутову!
Автобус, пыхтя, остановился. Наталья спустилась на тротуар, перешла дорогу, представляющую собой целое произведение рельефного искусства, и направилась к пятиэтажной хрущёвке, где прошли четыре года её жизни.
У подъезда в инвалидном кресле сидела Ира и что-то увлечённо фотографировала.
- Привет, Ириш! - поздоровалась с ней Наталья.
- Ой, привет, Наташ! Ты к бабе Кате?
- Ну да, решила вот в гости зайти. А ты, вижу, фоткаешь?
- Да, там на сайте конкурс объявили. Вот хочу поучаствовать. Как ты? Как Ванька?
- Да потихонечку. А вы-то как?
Много чего новенького произошло после переезда Натальи в Суетово. Маша, Ирина сестра, недавно родила мальчика. Сейчас живёт с мужем. Выскочила замуж и Верка. Фёдоровы год назад съехали. Затерроризировала их баба Маня из-за Вадика. Сама, кстати, осталась без ног и вот уже полгода как в богадельне.
- Да ты что? И как это она?
- Да в реку свалилась. Зимой. Бухая была. Мамка увидела, как она барахтается, вытащила.
Скорая, которую Анастасия вызвала незамедлительно, сумела спасти её жизнь, а вот ноги не спасли. Из-за сильного обморожения пришлось ампутировать. Сыну больная мать тут же стала не нужна - сдал в дом престарелых. Из родственников у Марьи Михайловны осталась ещё племянница, но та ни за что не согласится ухаживать за тётей-инвалидом. Однажды та уже поплатилась за свою доброту, когда отдала тёте квартиру в Смоленске, доставшуюся ей в наследство от погибших родителей. Якобы на лечение безнадёжно больного сына, который на самом деле был здоров, как бык. Вряд ли девушка когда-нибудь простит тётю за то, что, по её милости, лишилась единственного жилья и вынуждена жить в общаге.
Поднимаясь по лестнице на пятый этаж, Наталья удивлялась благородству Анастасии. Зная, что эта женщина сделала инвалидом её дочь, а потом довела до ручки своими оскорблениями, она ещё пыталась спасти обидчицу. Хотя спасение в итоге и обернулось наказанием - и, как считала Наталья, вполне справедливым, - но вряд ли Анастасия могла это знать заранее. Что ж, пусть теперь почувствует себя в шкуре детей, которым причинила зло. Может, о чём-нибудь да задумается. Или, как это часто бывает в таких случаях, ещё больше озлобится на всех и на всё.
- Ой, здравствуй, Наташенька! - Екатерина Дмитриевна весьма обрадовалась её приходу. - Проходи,
