произведения, что Крокодил Гена из его уст звучал просто как трали-вали: ну, вроде как выбежал мальчуган в магазин за хлебом, идет себе по тротуару, помахивает авоськой и напевает что-то жизнерадостное… Игорь и впрямь отдыхал на подобных песнях. Они давались ему легко, потому что их содержание он прекрасно понимал сам, без Димкиных объяснений. В них не надо было добираться до глубин души слушателя, они просто поднимали настроение и нравились, но и только. А Игорь был в этих песнях настоящим ребенком, каким его вообще видели редко и в жизни, и на сцене. Он играл, веселился, даже немного дурачился, напевая их в микрофон, и его великий голос на какое-то время становился просто мальчишеским – пропадала в нем эта разрывающая сердце напряженность, от которой иногда волосы шевелились на голове, он не взлетал и не падал, а просто как бы скакал по классикам на одной ножке: раз-два-три, ну-ка, повтори! Это было настолько естественным, что даже песней не казалось.
– Знаешь, Митя, – как-то раз сказал Игорь в одну из своих грустных минуток, – мне очень часто кажется, что на сцене я занимаю чужое место.
– Вот тебе и раз! – удивился Димка. – Как чужое? Это чье же?
– Твое, – вздохнул мальчишка и добавил, совсем запечалившись: – Если бы с тобой раньше не случилось этого несчастья, первым солистом сейчас был бы ты, и это было бы правильно.
– А ты, значит, неправильно?
Мальчишка не ответил, только как-то неопределенно пожал плечами и опустил глаза.
– Ну, вот что, – сказал Димка очень серьезно. – Запомни раз и навсегда: Игорь Ласточкин не может быть не на своем месте просто потому, что это место – единственное в мире. На вершине оно всегда есть только для одного человека. Все остальные стоят ниже. Сейчас на вершине ты. Так что, рожденный ползать, освободи взлетную полосу.
– А я хочу, чтобы на вершине стояли мы оба, – упрямо возразил Игорь.
– Хотеть не вредно, – вздохнул Димка и приклонил его к себе. – Но так не бывает, воробьишка. Кто-то всегда должен посторониться, чтобы дать место другому.
– И ты посторонился?
– Да. И ни на секунду не пожалел об этом. Я горжусь и восхищаюсь тобой, для меня честь быть с тобой рядом, и этого вполне достаточно. Собственной славы мне не нужно, я для нее не создан.
Игорь задумался. Молчал долго, как всегда тихонько посапывая возле Димкиного уха, а потом вдруг сказал:
– Когда-нибудь я тоже посторонюсь, Митя. И обещай, что тот, кого я пропущу вперед, тоже всегда будет под твоей защитой. Ладно?
Подобные слова просто невозможно было переносить! Димка хотел что-то горячо возразить, но Игорь крепко сжал ему руку:
– Пообещай. Пожалуйста…
И Димка, сам не веря, что сказал то, что сказал, прошептал:
– Обещаю, воробьишка.
