около десяти утра. Мы пришли раньше, чтобы стоять ближе к дороге. Я стоял неподалеку от поворота, ведущего к мосту через реку Миляска.
Пять человек. На первый взгляд, друг с другом не знакомых. Мы даже не переглядывались, да и увидеть друг друга в толпе было практически нереально. Но мы точно знали, что делать. Мы десятки раз репетировали все это. Все тщательно подготовлено и рассчитано.
В правом кармане у меня лежал револьвер, в левом – капсула с ядом. Все согласно плану. Я в очередной раз прокручивал в голове наш незамысловатый план: кортеж Франца-Фердинанда проезжает мимо нас, кто ближе – тот либо стреляет, либо кидает бомбу, потом глотает яд. И все. Остальные, дабы не попасть в руки полиции, не светятся и тихо уходят. Я все помню, все понимаю. Господи, только бы я оказался ближе всех….
Для этого я стал проталкиваться через толпу, поближе к дороге. Люди недовольно бурчали и ругались. Но мне было плевать на них. Им не понять того, что я иду творить историю! А самое главное, что мое рвение оказаться ближе к дороге, не вызывает подозрений. Многие пробираются, чтобы посмотреть на наследника престола. Овцы.
Полиция не оцепила толпу. У них наверное и без того людей не хватает. Или им кажется, что покушаться на жизнь наследника возле центрального отделения равносильно самоубийству. Самоубийству. Они не знают, что нам уже нечего терять. Мы и так смертники.
Я курю и поглядываю на часы. Нервничаю. Запустив руку в карман, поглаживаю револьвер. Это несколько успокаивает. Проклятые сигареты, у меня, как у неопытного курильщика, трясутся руки. Или это от нервов? Главное, чтобы не тряслись в самый ответственный момент. Хотя, думаю, с пары метров и так не промахнусь.
По толпе слева от меня прокатился гул. Вот он! Они его уже видят! Осталось совсем немного. Из-за поворота показался кортеж. Я напрягся, как кошка перед броском. Правая рука судорожно сжимала рукоять револьвера, а левая старательно подносила сигарету к губам. Я еще не знаю, в какой машине сидит наследник, и я еще не готов! Я никогда не убивал человека. Вся мои вчерашние размышления разбились о реальность. Я не знаю, правильно ли это, и стоит ли пожертвовать своей душой ради всеобщего блага?
Машины едут медленно. Но уже можно разглядеть приветствующего толпу Франса-Фердинанда. Толпа ликовала. В воздух полетели шапки, слышались хвалебные речи в адрес Австрийской короны. А наследник улыбался и помахивал руками, явно упиваясь этой любовью толпы. Свинья!
Во мне проснулась такая ярость. Этот человек поработил мой народ, из-за него я не мог нормально жить и учиться в школе. Из-за них – из-за Габсбургов, я всегда подвергался унижениям только потому, что я серб! А все эти люди просто ужасно бояться, австрийцы своей армией и полицией вселили в их души страх! Но нет! Мы покажем им, что есть еще сила, кроме австрияков! Сегодня, сейчас мы докажем им, что у Боснии есть ее народ и что он может и будет бороться за свою свободу! Я читал, что Франц-Фердинанд – сторонник умеренной политики по отношению к Боснийским сербам, но это не важно! Он один из них! И мы должны напомнить им о себе!
До машин оставалось не больше пятнадцати метров. Сигарета уже почти кончилась, и я, обжигая пальцы, пытаюсь вытянуть хотя бы одну затяжку горького дыма. Я готов. Я собран. Больше нет никаких сомнений, никаких мыслей. Ничего. Вокруг меня пустота. Я не вижу ничего, кроме своей цели. Глаза стали двумя узкими щелками. Мышцы на руке, сжимающей револьвер, подергивались от напряжения. Совсем немного, совсем чуть-чуть осталось. Проклятые свиньи, езжайте быстрее! Или я сам сейчас к вам подскочу! Вам не уйти. Я превратился в дьявольскую машину. Движения должны быть - и будут - четкими и плавными.
Я делаю шаг на дорогу, не дожидаясь, когда кортеж сам подъедет ко мне. Но…
Во вторую машину, в которой едет наследник, летит граната. От взрыва у меня заложило уши. Сквозь гул слышу пронзительный женский крик. Толпа одновременно пошатнулась. Меня кто-то отталкивает, и я чудом остаюсь на ногах. Все бегут смотреть, что произошло, и меня подхватывает этим потоком.
Я вижу, что эрцгерцог все еще жив, но толпа настолько плотная, что я даже пошевелиться не могу. Я вижу, как неподалеку от машины человек упал на колени, и его рвет. Я нахожусь недалеко и могу рассмотреть его лицо. Это – Неделько Чабринович. Почему его рвет? Наверное, яд не подействовал. К нему медленно приближаются разъяренные люди. Вокруг несколько трупов. Он промахнулся. Бомба попала не в ту машину. Во второй машине Оскар Потиорек заслоняет своим телом наследника. Охрана пока еще не понимает, что происходит. Проклятье! Чабринович, ну что же ты сейчас натворил?
Я понимаю, что ему надо помочь, и пытаюсь пробраться сквозь толпу, но все мои попытки тщетны. Друг! Почему ты, а не я? Зачем? Беги, беги!
Словно услышав меня, Неделько, подавив очередной рвотный позыв, встает с колен и изо всех сил бежит к мосту. Толпа, как единый организм отправляется за ним. Он бежит так быстро, как может, и вот он уже возле парапета. Еще чуть-чуть и он спрыгнет в воду! Может даже он выживет. Но его догоняет мужчина, и что есть силы бьет моего друга по затылку. Неделько упал, но тут же встал. На него обрушивается еще один удар. Тщедушный студент пытается ответить, но к нему подбегают еще несколько человек. А потом еще десяток, и еще…
Они избивают его ногами, не обращая внимания, на его крики. Я хочу ему помочь! Сейчас я достану револьвер и поубиваю всех, кто стоит вокруг меня! Держись, друг! Пытаюсь запустить руку в карман с «Браунтнгом», но на узком мосту толпа, которая и без того была очень плотная, стала еще плотнее, и я не могу даже согнуть свою руку в локте. А толпа сплошной живой массой двигалась вперед. Все хотели приобщиться к экзекуции над террористом. Моим другом! Твари, сволочи, уроды! Вы за это заплатите!
С противоположного берега Миляски, где зевак было не так много, а те, что были - просто не понимали, что происходит, прибегают несколько полицейских. Впереди бегущий полицейский, пытается оттянуть одного из тех, кто избивает террориста, но тот его отбрасывает, как пушинку. Взметнулись полицейские дубинки. Буквально за минуту полицейские дубинками и пинками отогнали вошедших в раж граждан. Они грубо поднимают еле живого Чабриновича и тащат его в департамент. Благо, он здесь неподалеку. Я вижу, как полицейский от души приложился дубинкой к бесчувственному телу студента. Неделько слабо застонал, а тот полицейский, что его нес - лишь зло фыркнул на это.
Но главное, что он жив.
Толпа медленно расходилась. Смотреть больше здесь было нечего. Я стал пробираться к дороге, чтобы хотя бы посмотреть на то, что осталось после покушения.
Полиция еще не оцепила это место, и я мог вблизи все рассмотреть. Граната, брошенная Чабриновичем, убила шофера третьей машины, одного полицейского и несколько человек из толпы. Эх, Неделько, ты как всегда бросил и не попал…
Покушение провалилось…. Смешанное ощущение. С одной стороны я остался жив, с другой – не выполнил главную цель своей жизни, а с третьей - мне хотелось из кожи вон вылезти для того, чтобы спасти Неделько. Ведь он мой друг, да к этому я чувствовал огромную вину за то, что именно из-за меня он оказался здесь и чуть не погиб. Даже не знаю, о чем я жалею больше – о проваленном покушении или о друге, которого сейчас истязают в полицейских застенках.
Рука сама тянется за сигаретой. Так глупо и неудачно… А ведь это – акция которая готовилась годами. Я иду прямо по улице. Просто бессмысленно иду. Мне нужно подумать.
Покушение бездарно провалено, вся полиция стоит на ушах. Не исключено, что Неделько на допросе расколется (он никогда не отличался силой ни моральной, ни физической). Из этого всего следует, что возможно в скором времени следует ждать гостей ко мне на квартиру…. Проклятье.
Голова кружилась, ноги плохо слушались. Слишком много свалилось на мои юные плечи, слишком большая ответственность, слишком сложные вопросы мне придется теперь решать. Это даже не вопрос кому дальше жить или умирать, это куда сложнее. Вернуться в свою квартирку и трястись в ожидании прихода полицейских? Или…. Проклятье! Я планировал сегодня расстаться с жизнью! Я не знаю что мне дальше делать! У меня нет планов на будущее, у меня нет будущего! Это я должен был стрелять! Я должен был умереть!!
Я сейчас подобен самоубийце, которого вытащили из петли, а он смотрит на своего спасителя и спрашивает: «Зачем?». Когда человек сам решает умереть, то на это есть причины. Даже больше: когда человек сам решает умереть, то потом он не рад спасению, ибо дальше пути вперед нет. Когда кто-то собирается расстаться с жизнью и его спасают, то дальше жизнь превращается в пустое топтание на месте, он не может дальше идти вперед, все обрывается в тот момент, когда ты «затягиваешь удавку». Ты мертв уже в тот момент. Твое нутро полностью выжжено любовью, горечью, желанием спасти друзей или стать героем. В тебе настолько пусто, что ты даже если твое сердце бьется, то ты все равно мертв. Пройдут годы, и, если повезет, то ты снова почувствуешь жизнь.
Я себя сейчас чувствую именно так, хотя скорее не из-за того, что я не расстался с жизнью, а из-за того, что не мне выпал шанс... Мне ничего не хочется, поблекли краски и даже курение не приносит такого же приятного головокружения, как вчера. Я бреду по городу, не видя ничего вокруг, я даже не знаю, сколько времени прошло. Внутри тихо и пусто. Сосущая пустота в груди, гул в ушах и назойливая мысль: «Это должен был быть я».
Очень глупо, но мне захотелось есть. Я огляделся. Улица Франца-Иосифа. А вот и магазинчик. Захожу туда, достаю мелочь из кармана.
- Дайте мне бутерброд, пожалуйста. – говорю я продавцу и протягиваю горстку монет.
А он как будто не замечает меня, он смотрит, куда-то за мою спину. Взгляд удивленный и восхищенный одновременно. Я оглядываюсь и вижу машину эрцгерцога.
Франц-Фердинанд, София и генерал Потиорек. Наместник что-то говорит водителю и тот начинает медленно разворачивать машину.
От удивления рука разжимается, и мелочь со звоном падает на пол. Вот он мой шанс! Вот шанс заставить их заплатить за все! И он выпал мне! Господь услышал мои молитвы!
Я пулей вылетаю из магазина. Машина уже тронулась с места, но едут они медленно, никуда вы от меня не денетесь. На лице моем застыла злобная ухмылка. Я на бегу выхватываю пистолет. И в несколько шагов подбегаю к машине.
Стреляю почти в упор. Одна пуля – в шею Софии, и несколько – наследнику в грудь. Я жал на курок и, вместо отдачи, чувствовал дыхание истории. Я все видел, понимал и контролировал свои действия, но одновременно с этим я был совсем не здесь. Я лишал жизни человека, я чувствовал огромную власть, власть над самым главным – над человеческой жизнью. Я ничего не боялся, мне не важно было то, что сейчас умру, более того я хотел сейчас умереть. Я хотел умереть великим вершителем, чье-то судьбы, а не жалким гимназистом, я хотел, чтобы запомнили меня таким.
Выхватываю из кармана капсулу с ядом, кидаю в рот и раскусываю. Горькая жидкость обволакивает язык. Я глотаю ее. И вот сейчас наступит паралич, и я провалюсь в небытие….
Но вместо этого я почувствовал сильнейший рвотный
