одном, что был на груди, была всякая снедь и припасы, а во втором, что разместился на спине, сидел Пёс и крутил головой, раз за разом стараясь лизнуть хозяина в заиндевелую щеку.
Лизка носилась окрест, оглашая лес звонким лаем при виде какой-либо живности.
Пришли на заимку и начались охотничьи будни. Петли, ловушки, приманки, выслеживание зверя по следу. Дела пошли неплохо. Лизавета сноровисто отрабатывала свой хлеб, загоняя на дерево то белку, то соболька.
Пёс, совершенно не приспособленный к охоте, оставался в избе и неподдельно радовался, когда хозяин и Лизка возвращались с охоты.
В один из дней, еще до больших холодов, возвращаясь с обхода петель и капканов, Фёдор увидел барахтающегося в реке, на самой еще не покрытой льдом быстрине, волка. По следам было видно, что серый пересекал реку вдоль промоины и тонкий ещё в эту пору лед проломился. Теперь волк безнадежно пытался выбраться, но лёд ломался, и зверь снова и снова оказывался в воде, теряя силы. А вода на стремнине уходила под лёд, увлекая и волка: тот боролся из последних сил.
Фёдор скинул лыжи и, распластавшись на них, по льду стал скользить к промоине страшно рискуя оказаться в воде.
Оказавшись у края промоины, Фёдор увидел глаза волка – глаза смертельно уставшего зверя смотрели пристально и в них был и испуг, и мольба, и звериная неукротимость духа. Фёдор ухватил волка за холку и потянул к себе, старясь вытащить на лёд. Зверь, уже несколько выбравшись на лёд, прихватил зубами вторую руку Фёдора, сжал зубы, но ровно на столько, чтобы только показать свою силу и решимость биться до конца. Фёдор, собрав оставшиеся силы, рванул зверя и вытащил его, наконец, на лёд. Волк тут же отпустил руку человека, встал неуверенно на лапы и потрусил к кустам на берегу. Поднявшись со льда на берег, зверь замер и посмотрел на Фёдора, повернув свою угловатую голову, а осмотрев мельком своего спасителя, потрусил дальше и вскоре скрылся в чаще леса.
Фёдор вернулся в домик, а утром, услышав, как занервничала Лизавета, вышёл глянуть на причину такого нервного поведения и, выйдя на крылечко, увидел своего вчерашнего серого знакомца. Волк стоял поодаль на пригорке и смотрел на Фёдора, а на тропе, почти у самого крыльца дома лежала тушка зайца, уже застывшего на морозе.
– Вот так! – подивился Фёдор и поднял добычу, как следовало понимать, принесённую волком в знак благодарности.
Волк как будто довольный еще мгновение смотрел на Фёдора, а затем, круто развернувшись, затрусил восвояси.
Дни тянулись чередой однообразных коротких светлых дней и длинных мучительных своей космической пустотой ночей. Ночи выматывали едкими снами и видениями. Порой ночь сливалась с днём, когда за порогом вьюжило и мело, сыпал хлопьями снег, а пространство зимовья воспринималось как летящий через безграничный космос такой уязвимый рукотворный объект.
Сны приходили и уходили, менялся их сюжет, а порой уже было непонятно, толи это был сон, то ли реальность. Во сне с некоторых пор к Фёдору стали приходить два мужика. Он не видел, как они заходили к нему в зимовьё, а только замечал их уже за столом. Они сидели, молча на лавке за столом, и он им подавал угощение, а мужики сопели, отдувались и пили густой наваристый чай, одобрительно поглядывая на хозяина. Этот сон был навязчив, но в нём ничего не было странного до тех пор, пока Фёдор не отметил, что, как будто убрав с вечера со стола посуду, поутру на столе, тем не менее, находил три алюминиевых кружки, часто с недопитым чаем.
Фёдор стал тщательно следить, чтобы с вечера на столе не оставалось посуды, но отмечал поутру снова, что если ночью посетил его этот странный сон, на столе стояли обязательно три кружки. Фёдор решил, что вероятно к нему и, правда, приходили гости. Но выйдя из дома Фёдор не находил на припорошенной за ночь тропе следов своих ночных гостей.
Но с кем тогда он ночью пил чай?
В душе поселились неуверенность и страх.
Фёдор подолгу не мог уснуть и если сон с гостями не приходил, он радовался так, как радуется больной, почувствовав вдруг облегчение.
Но сон возвращался и снова он заваривал чай и потчевал своих ночных гостей, неведомо как попавших в избушку. Выпив чаю, гости благодарили и, однажды уходя, один из них, сунул в руку Феди что-то увесистое.
Измотанный ночными странными видениями Фёдор решил пойти в посёлок и отдохнуть, ибо сил уже не было терпеть этакое раздвоение реальности и ночных видений. Собрав шкурки, ружье, водрузив рюкзак с Псом, Фёдор отправился поутру по льду реки вниз к поселку. Отойдя с километр от дома, на крутом повороте реки, проходя мимо скалистого берега, Фёдор отчетливо увидел на самой верхотуре торчащих вертикально скал две человеческие фигуры и узнал в них своих ночных гостей. Те мирно махали ему на прощание руками, но лиц было не разглядеть.
Фёдор рванулся, что было сил к поселку, и к вечеру был дома.
Поутру отоспавшись, Фёдор отправился в леспромхоз.
Подробно изложив собравшимся в леспромхозе историю своего возвращения, ожидая, что ему не поверят и поднимут на смех.
Но один охотовед вдруг поведал, что годков пять назад в этих местах пропали два промысловика зимой. Искали их, но не нашли и они до сих пор числятся пропавшими.
– А как выглядели эти двое?
– Один такой чернявый, невысокого роста, похоже из местных – тунгус, а второй рыжий, высокий и худой.
– Так и есть! Это точно они! – был ответ охотоведа.
– Но они же бестелесные, не живые! Следов не отставляют на снегу! – воскликнул Фёдор.
Охотовед и заведующий пожали плечами.
– Бывает. И не такое видывали.
Федя задумчивый, в предчувствии каких-то свершений, брёл по посёлку к дому, в котором его ждал Пёс.
В доме, закурив папироску, Фёдор задумался над всем, что с ним произошло. И вдруг, Фёдора осенило, он вспомнил об увесистом подарке его ночных посетителей, что наведывались к нему в заимку.
Еще до конца не осознав явь это или сон, Фёдор кинулся искать рюкзак и в боковом кармане нашёл увесистый самородок, формой очень напоминающий рыжую осу со сложенными крыльями, – даже лапки, поджатые лапки насекомого были на месте. Казалось, вот посади на ладонь, зажужжит, расправит крылья и полетит оса, рассекая воздух.
Фёдор подул на самородок, потер его о лацкан куртки.
Кусочек золота засиял огнём, и в нём вдруг отразилось видение, – заснеженный дремучий лес, косолапый волк, бегущий вдоль опушки леса и два мужика на скале, машущие ему приветливо рукой.
Фёдор улыбнулся.
На душе стало спокойно и отчего-то радостно.
Он вспомнил вдруг, как волк сдавил ему руку своими острыми клыками, нисколько не поранив, и одарил зайцем.
Жизнь – она такая забавная, подумал Фёдор, и, усмехнулся, глядя на Пса, который безмятежно вытянулся на лавке, свесив свои огромные уши, и лукаво искоса поглядывал на хозяина.
* Заливать колокола – выражение, означающее непомерно врать, сочинять, чтобы отвлечь нечистую, дьявольскую силу от многотрудного процесса отливки колоколов.
