- Да Варвара ваша сидела в тот вечер с Игнатом! Она! Я видела! – крикнула Аглая и схватилась за сердце. – Больно мне что-то, воды дай!
Авдотья засуетилась, принялась отпаивать сестру холодной водой, послала поваренка за доктором. Когда лекарь пришел, Аглая мирно спала в своей постели. Авдотья велела работникам – и откуда только властный тон взялся? - перенести пьяную трактирщицу в спальню.
Поздно вечером, когда кухарка засобиралась домой, Аглая проснулась и спросила сестру:
- Пойдешь ко мне, Дуня? Али не страшно? Или ты не поверила мне?
- Страшно, - поежилась Авдотья. – Как не верить! Я ведь много что про Варвару знаю. И молчу. Потому как боюсь до смерти. Жди меня, Аглаша. Я только хозяйке скажу, чтобы искала другую кухарку. Сил моих больше нет! Только вот девочку жалко. Сироту.
- Ну так и мы с тобой сироты, кто же нас пожалеет? – сказала Аглая и, повернувшись на другой бок, захрапела.
***
Людмила Николаевна, когда Авдотья вернулась, начала ей выговаривать, мол, оставила без ужина, гуляла неизвестно где – про то, что кухарка отпрашивалась к сестре, барыня благополучно забыла. Авдотья не стала слушать укоры, а заявила, что уходит.
- Ты не можешь! – растерялась Людмила Николаевна. – Кто ж тебе дал такое право!
- Ваша маменька, - парировала Авдотья. – Я ведь вольная, или вы не знали?
- Авдотья, - чуть не заплакала хозяйка, - не уходи, ну хотя бы до конца месяца! Слуги все разбегаются, некому ни ужин подать, ни полы подтереть. Сегодня утром горничную рассчитала, вчера конюх сбежал. Что же вы делаете? Нет на вас Анны Андреевны! Вот уж кто вас в узде держал!
- Другие времена настали, - сказала кухарка, удивляясь собственной дерзости, - и вам меня не удержать. Моей сестре помощь нужна. Уж простите меня и отпустите.
Людмила Николаевна растерянно глядела на нее, видимо, подбирая слова. Сглотнула.
- Бог с тобой, иди. Жалованье завтра утром получишь. Все равно я скоро уезжаю.
- Вот видите, мы вам совсем тут не нужны, - Авдотья поклонилась барыне и направилась в кухню.
Она не видела, как Людмила Николаевна бежит в сад в одном платье, даже не накинув шали, и плачет, подняв лицо к небесам.
- За что мне все это, – рыдала она, - в чем я прогневала тебя, господи? Слуги разбегаются! Племянница умирает! Сестры и мамы больше нет, некому пожаловаться! Не у кого совета спросить! Как я устала от всего! Что же мне делать, господи!
Проплакалась, вытерла лицо рукавом, как крестьянская баба, растянула непослушные губы в улыбку и вернулась в дом. Утро вечера мудренее!
Утром рассчитала Авдотью и с ней еще двух служанок, холодно попрощалась с ними и велела покинуть дом, не мешкая.
- Я на днях в столицу уезжаю, некогда мне с вами возится, - заявила Людмила Николаевна.
В обед Варвара доложила хозяйке, что из дома сбежал кухонный работник, помогавший раньше Авдотье по хозяйству.
- Говорят, его в трактир позвали, жалованье хорошее сулили…
- Ну и бес и ним, - сказала Людмила Николаевна. – Ты-то хоть, Варвара, со мной побудь…
- Куда же я денусь, - отвечала нянька.
Вечером, по обыкновению, Людмила Николаевна принимала гостей.
Иван Данилович сразу прошел к Тане, отказавшись от чая, а полковник, проводив его взглядом, уселся за стол напротив Людмилы Николаевны, выкушал две чашки чая с пирожными и снова принялся уговаривать даму сердца поехать с ним в столицу. В этот раз он не сыпал шутками, был серьезен и даже грустен.
- Чем вы опечалены, - спросила Людмила Николаевна от скуки, – ей были не интересны душевные терзания поклонника.
- Я вас прошу со всей серьезностью подумать над моим предложением, - полковник вытер усы и встал, шумно отодвинув стул. – Что вам делать в этом городишке? Племянница? Девочку можно взять с собой. В столице прекрасные учебные заведения для девиц, получит хорошее воспитание. Ах, больна? Ну так поправится, зачем же вам здесь ждать? Чего?
- Павел Петрович, - улыбнулась Людмила Николаевна. – Я обещаю вам, что как только улажу кой-какие дела, непременно приеду к вам. Я стану вашей женой.
- Неужели? – полковник, кажется, ждал другого ответа. – Вы… согласны?! Боже мой! Я счастлив! Как долго я ждал этого мгновенья!
Он упал на колени перед любимой женщиной, целуя ей руки.
Людмила Николаевна удержала вздох. В конце концов, ей не привыкать. Жить в супружестве без любви она уже научилась. «Бедный Поль! – подумалось вдруг. – Как мы могли быть счастливы! Но все, кто нас разлучил, уже наказаны. Не мной, самой судьбой…»
Когда Иван Данилович, попрощавшись с Таней, вышел в гостиную, полковник бросился к нему:
- Поздравьте меня! Я женюсь! На самой восхитительной женщине в мире!
- Вам крупно повезло! Искренне рад! – Иван Данилович вяло пожал ему руку и обратился к Людмиле Николаевне, застывшей с вымученной улыбкой: - Мне нужно с вами поговорить. Надеюсь, ваш жених не будет против?
- Боже мой! Да ради всего святого! Беседуйте! – полковник светился той радостью, которую испытывает ребенок, которому пообещали чудо.
- Пройдемте в кабинет, - предложила Людмила Николаевна.
***
- Итак, что вы мне хотели сказать? – Людмила Николаевна смотрела чуть насмешливо, но Иван Данилович чувствовал ее нервозность и неуверенность.
- Я завтра уезжаю, - сказал он. – Пришло письмо из академии, я должен там быть незамедлительно.
- Но ведь вы же на пенсии! – воскликнула Людмила Николаевна. – И все-таки вас зовут дела. Мой друг, вы покидаете нас!
- Что же делать, я должен ехать, - Иван Данилович подошел к женщине, взял ее ладони в свои. – Я не имею права оставаться более. И так задержался. Признаюсь, это уже второе письмо. Первое пришло еще две недели назад, но я не мог покинуть Таню. Девочка нуждалась во мне. А теперь, я вижу, она поправляется. И я могу ехать спокойно, зная, что вы позаботитесь о ней.
- Конечно, я люблю Таню! Но вы… - Людмила Николаевна судорожно вздохнула, словно то, что она собиралась сказать, причиняло ей боль: - Милый Иван Данилович, не обманывайте меня! Я вижу, как вы больны, хотя вы и пытайтесь скрыть это. Мы больше не увидимся?
Мужчина наклонился и поцеловал ее ладони.
- Вы правы. Я умираю. Боюсь, это наша последняя встреча. Выполните мою просьбу. Я оставлю Тане свою фотографию. Передайте ей, пожалуйста, завтра. Крайне важно, чтобы снимок был у девочки! Считайте, что это ее оберег. Когда-то его заговорил один монах, снимок будет защищать девочку. Обещайте выполнить мою просьбу!
- Конечно, мой друг.
- Но почему же вы сами не сказали девочке о своем отъезде?
- Не смог. Она была сегодня такая радостная, такая счастливая. Я не хотел омрачать ее грустными вестями. И потом, оберег должен передать родной человек, это обязательное условие. У нас с Таней нет родной крови, поэтому оберег утратил бы свою мощь. Передадите?
Людмила Николаевна смотрела на него, едва сдерживая рыдания.
- Передам. А мне… вы ничего не оставите?
- Только свое восхищение вами, сударыня.
Людмила Николаевна залилась слезами и обняла старого друга.
- Мне пора. Прощайте!
Когда Людмила Николаевна вернулась в гостиную, полковник играл на рояле какую-то модную песенку.
- А, вот и вы! – он бросил играть, с удивлением глядя на возлюбленную: - Ваши глаза покраснели. Вы плакали?
- Мой друг уезжает навсегда, мне так грустно, - воскликнула Людмила Николаевна, прижимая к груди маленькую фотографию.
- Я утешу вас, будьте уверены, со мной вам никогда не придется плакать!
Павел Петрович поднялся из-за рояля, шагнул к даме сердца.
- Что это у вас? Карточка? Однако…
- Иван Данилович просил передать Тане, - объяснила Людмила Николаевна дрожащим голосом.
- Ну-ну…
Полковник повертел фотографию и бросил на стол.
- Уехал и уехал. Ни к чему печалиться. Уже через неделю мы с вами будем в столице, и я познакомлю вас с кучей художников. И даже закажу ваш портрет!
- У меня уже есть портрет, - печально сказала Людмила Николаевна, - его Иван Данилович нарисовал.
- А будет два портрета! Три портрета! Четыре!
- Не многовато ли? – усмехнулась женщина. – Поздно уже, Павел Петрович. Засиделись мы…
- Да-да, я покидаю вас с сожалением, но завтра я уже буду снова у вас!
Людмила Николаевна отвернулась к окну – глухая ночь окутала город, ни света звезд, ни фонарей. Мрачная, могильная темень! Женщина не видела, как полковник поднял со стола фотографию и сунул в карман.
«Не хватало еще, чтобы она хранила карточку этого мозаичника. Хорошо, что эта странная дружба окончилась».
***
Таню снова начали мучить головные боли.
С тех пор как Иван Данилович уехал, прошло пять дней. Тетушка объяснила, что его срочно вызвали в художественную академию, что он не мог остаться, хотя очень этого хотел.
- Он передал для тебя фотографию, но я никак не могу ее найти, - разводила руками Людмила Николаевна. – Не понимаю, как такое могло случиться. Хотя… верно, она попала в один из коробов с вещами. Ты же знаешь, дитя, мы скоро уезжаем! Там нас ждет новый красивый дом, и сад, и новые знакомые. Скорей бы уже! Павел Петрович приготовил для тебя чудесную комнату, ах, она такая красивая! Тебе понравится.
Тане были не интересны ни новая комната в новом доме, ни сад…
- А Иван Данилович тоже в том городе живет? – спросила девочка.
- Конечно! – воскликнула тетушка. – Да! Как же я запамятовала! Он там живет! И будет приходить к нам в гости!
Таня слабо улыбнулась:
- Тогда я хочу поехать.
Людмила Николаевна поцеловала племянницу в лоб.
- Ты только поправляйся! Что ты хочешь, чтобы я тебе купила?
- Черные карандаши.
[justify]Но рисование уже не приносило ни утешения, ни облегчения. Весь день, спасаясь от мучительной боли, девочка проводила в темной комнате, плотные портьеры не давали ни единому лучику света проникнуть внутрь. А ночью Таню мучили кошмары. Снова приходила Черная Дама и грозила ей пальцем.
