как обеспечение к жизни, апостол Павел называет такое собрание верующих не на лучшее, а на худшее(1 коринфянам 11:17). Ведь ломимая или рвущаяся плоть Христа и для хищников служит жизнеобеспечением. Потому паразитический образ жизни или иждивенчество апостол Павел, естественно, не квалифицирует за высший сорт: ВО ВСЕМ ПОКАЗАЛ Я ВАМ, ЧТО, ТАК ТРУДЯСЬ, НАДОБНО ПОДДЕРЖИВАТЬ СЛАБЫХ И ПАМЯТОВАТЬ СЛОВА ГОСПОДА ИИСУСА, ИБО ОН САМ СКАЗАЛ: "БЛАЖЕННЕЕ ДАВАТЬ, НЕЖЕЛИ ПРИНИМАТЬ"(Деяния 20:35). Впрочем, жить и не принимать пищу невозможно, но надо хотя бы быть в этом умеренным: КТО ЕСТ И ПЬЕТ НЕДОСТОЙНО, ТОТ ЕСТ И ПЬЕТ ОСУЖДЕНИЕ СЕБЕ, НЕ РАССУЖДАЯ О ТЕЛЕ ГОСПОДНЕМ(1 коринфянам 11:29). Даже тем, кто не трудится по возрасту или по презрению к алчному миру, апостол Павел находит возможность следовать Христу: ЕСЛИ КТО НЕ ХОЧЕТ ТРУДИТЬСЯ, ТОТ И НЕ ЕШЬ(2 фессолоникийцам 3:10). Созидать себя, наедаясь, это, конечно, брутально, но растрачивать свою энергию - значит быть творцом, светодателем, ведь энергия преобразуется, но не исчезает. Почему ученики Христовы не могли вычленить и высветить духов тьмы, изгнать их, в конце концов, из бесноватого? Потому что тоже отъедались, не постились(Матфей 17:14-21). Сила веры собирается из постов. Аллегорически это собирание небесной манны. КТО НЕ СОБИРАЕТ СО МНОЮ, ТОТ РАСТОЧАЕТ(Матфей 12:30). Собирание связано с лунным календарём евреем, где мера — семёрка. Но её важно удесятерить, чтобы она стала МЕРОЮ ДОБРОЮ, УТРЯСЕННОЮ, НАГНЕТЕННОЮ И ПЕРЕПОЛНЕННОЮ … КАКОЮ МЕРОЮ МЕРИТЕ, ТАКОЮ ЖЕ ОТМЕРИТСЯ И ВАМ(Лука 6:38). Семьдесят седмин — вот мера веры, предназначенная израильтянам, потому как это цикл Иерусалима, их стольного града. Или седмижды семьдесят прощений, заповеданных Христом — это цикл любви. Или семьдесят-восемьдесят лет жизни, цикл человеческой зрелости, подмеченный Моисеем. Но и середина этого цикла важна, с ней после сорокалетнего собирания манны в пустыне евреи перешли через Иордан. Почему Бог называет себя Началом, Концом и Сердцевиной?(Бхагавад Гита 10:20) Благодаря двоякой крылатости, где на левом крыле прекращается жертва и приношение, покрываясь мерзостью запустения(Даниил 9:27), но, как феникс, восстаёт новое крыло, так что начало, середина и конец последовательно проходят через одну точку. Так что уже половина цикла, сорок седмин, ставят крест на жертве и можно выпускать заложников твоего благополучия на свободу и реабилитировать их. Это и есть переход за Иордан, а у Исайи здесь собранное круглое число небесной манны, которое приводит противоположности в состояние любви(Исайя, глава 58). Наконец-то у верующего открываются уши, глаза и сердце вразумляется, чтобы считывать Божьи глаголы. Вот как об этом сказано в Евангелии, когда рубикон, то бишь Иордан, будет перейден: НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ О ТОМ, КАК ВАМ ЗАЩИТИТЬ СЕБЯ ИЛИ ЧТО ВАМ ГОВОРИТЬ, ПОТОМУ ЧТО СВЯТОЙ ДУХ В ТОТ САМЫЙ ЧАС НАУЧИТ ВАС, ЧТО ВАМ ГОВОРИТЬ(Лука 12:11, современный перевод). Или вот ещё одно свидетельство зависимости человека от Бога, когда Моисей жалуется на своё косноязычие и побаивается быть путеводителем еврейского народа: КТО ДАЛ УСТА ЧЕЛОВЕКУ? КТО ДЕЛАЕТ НЕМЫМ ИЛИ ГЛУХИМ, ИЛИ ЗРЯЧИМ, ИЛИ СЛЕПЫМ? НЕ Я ЛИ ГОСПОДЬ БОГ? ИТАК ПОЙДИ, И Я БУДУ ПРИ УСТАХ ТВОИХ И НАУЧУ ТЕБЯ, ЧТО ТЕБЕ ГОВОРИТЬ(Исход 4:11-12). Пойди — это синоним революционных глаголов: «встань»(Лука 7:14; 8:54; Исайя 52:2), «восстань, воспрянь, светись»(Исайя 51:9,17; 52:1; 60:1) , «встань и ходи»(Матфей 9:15), «встаньте и не бойтесь»(Матфей 17:7), «встаньте, пойдём отсюда»(Иоанн 14:31). Православные лжеучителя боятся революционного возрождения и воскресения, так как в гробах никто не отнимет их псевдорегалии(Исайя 65:2-5). А ведь «встань», проснись ото сна», «бодрствуй» - это возможности перехода через Иордан.
Распрощайся со днями. Разлуки надвинулся срок.
Встань, вперед устремись; позабудь этот хитрый силок.
Ты построй государство, которое лучше земного.
Дверь в иное раскрой, чтоб увидеть сиянье иного.
Ты и сердце и очи направь на единственный путь,
И, пролив свои слезы, в дороге о них не забудь.
Оросив эту глину, уйди в растворенную дверцу,
И побегами жизни отраду доставишь ты сердцу.
Коль с верблюдом ты схож, – запляши: ведь пустыня видна.
Если нет – то дабу не бросай ты под ноги слона.
Нету друга с тобой, и печальнее ты год от года,
Так в ничто удаляйся. Иного не сыщешь исхода.
Те, чей разум сверкал – сотрапезники наши, – ушли.
С кем ты сядешь за пир? Те, что пенили чаши, ушли.
Хоть отрада и радость порою приносятся миром,
Но коль ты одинок, то каким ты утешишься миром?
Целомудренным сердцем ищи, забывая о зле,
Ты прозрачной воды на унылой и мрачной земле.
До исхода пути все, что было с тобою в избытке,
Ты прохожим раздай. Для чего тебе эти пожитки?
Без напрасного груза легко ты пойдешь по пути,
И до нужной стоянки сумеешь ты скоро дойти.
Если ищешь ты сердце, взойти тебе на небо надо.
В этом доме земном лред тобою повсюду преграда.
Ты прорвись на дорогу! Весь край поднебесный таков,
Что сравнить его должно с сетями вседневных силков.
Разорви эту петлю, подобную петельке «мима»,
И дорога иная тебе станет тотчас же зрима.
Берегись сотен звезд – их мишенью не сделайся ты.
Не вверяйся во власть небосвода незримой черты.
Перейди за черту, где и дни пробегают и ночи.
Чтоб за этой чертой беспредельность увидели очи.
Сделай прочной тропу для движенья уверенных ног,
Чтобы быстро по ней к достиженью стремиться ты мог.
Ты, куда б ни пришел, не всегда предавайся доверью.
Дверь ты должен запомнить, чтоб этой же вышел ты дверью.
Должно зорко взирать, осторожно оглядывать путь,
Чтоб в расщелину ночью усталой ногой не скользнуть.
В наводнения час как же в кровле не сделать пролома,
Чтобы в должное время бежать из опасного дома?
Хитроумной лисице собачья повадка ясна,
Потому-то в норе два прохода прорыла она.
Но не знала она, что взирающий мрак небосвода
Уловляет лисиц и что нет им иного исхода.
Почему же ты весел? Отрады твоей не пойму.
Почему ты беспечен, беспечен во всем? Почему?
Ты промолви: «Стеная, пришел я в земную теснину,
И, стеная и плача, навеки я землю покину».
Если ты не исполнишь такой неизбежный завет,
Трудно будет душе покидать этот горестный свет.
Ты в пути, что душой после грустного пира увидел.
Оба мира отринь, ты ведь горести мира увидел.
Вниз не надо глядеть, чтобы путь не казался страшней,
И назад не гляди, чтоб тебе не страшиться теней.
Клади веры возьми, ведь в дороге не будет харчевен.
Воду глаз не забудь: путь безводен и путь многодневен.
Звездной ракушке неба жемчужину духа верни.
Будь свободен от праха, ты тяжести праха стряхни.
Там, в крутящейся выси, с тобой однородных немало,
И тебя превзошедших и звездам угодных – немало,
Но не надо враждой нарушать эту звездную тишь,
Почему небосвод ударять ты о землю спешишь?
Он ведь солнца щитом и мечами сиянья не в силах
Нам беду принести. Откажись же от мыслей унылых.
Он – веревка, что вьется. О нет, он совсем не змея.
Он – ничто. О, насколько любовь многомощней тебя!
Почему ты грустишь над хрустальною чашей? Во власти
Ты ударить ее и разбить на мельчайшие части.
Те, что алчность не чтут и не могут пред золотом пасть,
Над врагом простирают своей добродетели власть.
Ты иди на врага с благосклонностью сердца упорной
И убей его светом, как тьму губит день благотворный.
(Низами, Сокровищница тайн, речь двенадцатая о прощании со стоянкой праха)
Статью я заканчиваю предостерегающими словами апостола Павла: «Я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. Посему БОДРСТВУЙТЕ, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас»(Деяния 20:29-31).
