соловей пытался склеить какие-то свои, мудреные коленца, Спицын, сильный и крепкий мужик плакал, уткнувшись лицом в подушку, в отчаянии хлобыстал кулаком по стене, но не хотел, не мог, просто не желал опоганить, тот, полу размытый образ уехавшей незнакомки пусть и спасительным, но отчего-то совершенно для него неприемлемым и мерзким рукоблудством.
Ну а потом, потом в его жизни появилась сука, или Псина, как, не мудрствуя лукаво, прозвал ее одинокий мужик и он навсегда позабыл, по крайней мере, постарался забыть и про девицу, и про тюльпан, пронзительно багрового цвета, и про слезные истерики под соловьиные трели…
2.
- …Пап, а пап, поесть бы чего…
Молодой пацан лет десяти, в застиранной, бумазейной клетчатой рубахе и трико с отвислыми коленями, упрямо заглядывает сквозь матовое, в трещинах стекло двери на кухню, настороженно и сердито принюхиваясь.
Сквозь щель, из кухни в коридор отчетливо тянет табачным дымом, перегаром и кислым запахом свежей рвоты
- Да ты что, Мишка? Совсем охренел? Есть ему подавай…
За дверью весело и пьяно рассмеялся хриплый мужской голос.
- И кто же, скажи мне на милость, на ночь наедается? Вон братан твой, Вовка, молчит, не просит ничего, и правильно делает…. Он понимаааает, что в доме нечего нет, ну нету.… Да вот и Семен Семенович, сосед наш подтвердить может, пусто. Сами рябинкой заедаем.…Мне что, пойти почку свою продать, что бы тебя, проглота накормить? Так что ли?
Дверь приоткрылась и на пороге, над мальчиком навис огромный мужик, тот самый сосед, обрюзгший и толстый с красным, в пятнах лицом и бесформенным носом, пористым словно пемза.
Сжав Мишкины щеки двумя пальцами, толстыми и жирно-блестящими, в синих наколках в виде перстней, он оттолкнул его в сторону, и на ходу расстегивая ширинку, бросил мальчику.
- Эх ты, сопля на ножках, проголодался бедняга.… Да я в твои годы, да я уже помню баб, штабелями оприходовал. Но что бы у папаши хлеба выпрашивать? Да не в жисть! Запомни, фраерок истину жизни: не верь, не плачь и не проси! Тогда и мужиком настоящим станешь, не то, что твой папашка, хлюпик. Пить и то не умеет! …
Сосед скрылся в туалете, а мальчик тем временем уже более смело вошел на кухню и подошел к отцу, в отличие от огромного Семена Семеновича необычайно худому, густо заросшему по всему телу, рыжим курчавым волосом.
Перед похоже уже ничего не соображающем отцом, на столе обрывки газет, шелуха от воблы и в самом деле несколько гроздей ярко-оранжевой рябины.
- Пап, взаправду есть очень хочется…Ночь скоро, а я еще и не обедал,…Да и завтрак, так, одно название…Хлеб с подсолнечным маслом… Мать то где шляется? Вовку уже давно кормить пора. Ты что, не слышишь, что он уже с час как криком заходится.…Да и мокрый по уши.…На смену ничего нет.…Где мать?!
Рыжий попытался подняться, но не смог, расплакался, и, вытирая веснушчатой ладонью сопли и слезы, с трудом подбирая слова, выдохнул Мишке в лицо влажным перегаром:
- Знаешь Мишка, а сосед, Семен Семенович, пожалуй, и прав:
Ты вон уже, какой большой! Скоро отца перегонишь, а все как ребенок.…Сам видишь, запой у меня.…Вот вынырну, а уж тогда.…Подожди немного, мы еще все вместе в кино сходим.…А мамка в магазин побежала. С час уже.…Боюсь, как бы не забрали…Пьяненькая она кажись.…А может, нет? Эй, Наташка! Где ты!? И правда, нету мамки. Вот ведь блядь какая!
А ты, ты бы сходил сынок за линию, там ирги прорва.… Наберешь ведро, и на рынок.…И себе на колбаску, и мне глядишь отжалишь сколько-то…Папку то, небось, не забудешь?
Он опять заплакал и потянулся расцеловать сына мокрыми, безвольными губами.
- Ну и гад же ты, папа!
сплюнул Мишка и, прихватив с балкона большое оцинкованное вышел из дома…
- Сынок! Про папку, папку то не позабудь, ведь я ж тебя с таких еще помню.…На руках носил…
плакал за дверью отец, но мальчик уже ничего не слышал и, позвякивая ведром, бледный и решительный, направился в сторону карьера, не думая о том, что уже наступил поздний вечер, и еще час, от силы полтора и черную, переспевшую ягоду в плотном, ночном, безлунном мраке собирать будет практически невозможно.
3.
…- Ну и какого ты на меня так смотришь, Псина? Думаешь, хозяин твой на старости лет совсем в жабу превратился? Думаешь, я из-за этих несчастных помидоров в человека стрелять стану? Плохо ж ты меня знаешь.…Да и не жадный я вовсе.…Нет, не жадный. Ты подойди, попроси по-человечески. Дай, мол, дед помидоров да картошки, жрать хочется…
Да нешто я откажу? Конечно, дам.…Будь ты самый распоследний бомж и бродяга.…Но воровать то зачем? Пленку с парника рвать зачем? Да и не собираюсь я ни в кого стрелять, так, закреплю как ни как на уровне задницы, больше для острастки.…С дробью в жопе, небось, по огородам лишний раз не пошныряешь? А? И вообще Псина, не твое это собачье дело человека осуждать, не положено тебе, я так понимаю…
Выговаривал брюзгливо Петр Петрович собаке, которая, кстати, совсем не обращала внимания на ворчливое настроение своего хозяина, а лежала на половике под столом и похоже давно уже спала, лишь иногда, для проформы, приоткрывала она один глаз, да и тот уже через мгновенье медленно и бессильно закрывался. Да и то, правда, какое по большому счету ей дело до хозяйских проблем? И вся эта проволока, старое охотничье ружье, да патроны, рассыпанные по столу ей, как ни крути до фонаря.… Не спаниель же она, в конце-то концов, что бы при виде все этой охотничьей атрибутики радостно ползать на брюхе, скуля и мотая хвостом.
Громко кашляя и сплевывая темную мокроту в росистую траву, стрелочник прикрутил медной проволокой старенькую свою берданку к порожнему ящику из-под китайской тушенки, направив ее дуло в пролом зеленой изгороди, образовавшийся после неоднократных визитов непрошенных гостей. Тонкий шпагат растяжки, о который, несомненно, должны были споткнуться ночные визитеры, Спицын натянул чуть выше травы, без фонаря и не заметишь.
… Выстрел прогремел неожиданно рано, когда еще не прошел скорый «Челябинск-Москва», пролетающий мимо полустанка в начале первого ночи, и Петр Петрович, скорее удивленный, чем удовлетворенный поспешил в огородик.
Среди колючих огуречных плетей, держась обеими руками, широко растопыренными пальцами за живот, вытянувшись в струну, лежал мальчик, Темная клякса крови на его клетчатой рубашке, под дрожащими детскими пальцами предательски быстро росла – черная и страшная. Мальчик не плакал. Вернее сказать, он протяжно и обижено поскуливал, как поскуливала некогда Псина, впервые на разъезжающих лапах зашедшая в дом обходчика, слепая и, несомненно, голодная. А у раненого мальчика, скорее всего, просто не было сил превозмочь страшную эту боль, разворотившую и словно мгновенно опалившую все его внутренности, боль, стянувшую крепко-накрепко и скулы его, и гортань…
- Да ты что, сынок?! Ты то, как здесь оказался?! Зачем?! Ведь ночь на дворе, а тут железная дорога, поезда ходят, опасно же…
Не соображая, что он говорит, зачастил дед, упав перед поверженным мальчишкой на колени и как можно более аккуратно просовывая свои, как ему показалось в этот миг грубые и бесчувственные руки под спину раненого ребенка.
Мишка с трудом разлепил высохшие губы и с удивлением поднес окровавленные ладони с все еще растопыренными пальцами к лицу. При свете зеленого огня семафора, кровь на его руках блестела страшно и тревожно.
- Что это, дедушка? Это кровь?
Заплакал он, теряя сознание.
- Да что ты,милый…
Старик спиной, пятясь как рак, приоткрыл калитку и поспешил в дом.
- Да разве ж кровь такая бывает.…Нет. Что ты.… Это ирга, переспела сука, вот ты руки то и замарал. Ирга это, ирга.
...Мишка оправился уже ближе к зиме.
Он поправился, выходил вместе со стариком к проезжающим поездам и с удовольствием держал флажок.
О родных он не вспоминал, По-крайней мере вслух. Да и Спицыну, как только смог разговаривать Мишка преподнес нечто жалостливое о своей, якобы беспризорной жизни. Дед, чувствовал вранье, но мысленно махнул на детскую, неуклюжую ложь рукой: в душе его смешались и чувство вины перед мальчишкой, и доселе дремавшие отцовские начала.
Перед самым новым годом, Петр Петрович сложив в папку все свои грамоты за трудовые достижения ,и приготовив несколько конвертов с деньгами для ответственный работников префектуры и совета по попечительству, пошел оббивать пороги на предмет усыновления Мишки им, Петром Петровичем Спицыным, двадцать третьего года рождения.
…Возвращался старик в приподнятом настроении: где нужно, конвертики взяли и не взирая на преклонный возраст Спицына вопрос оказался практически решенным, осталось после нового года поднести пару бумажек, а уж тогда…
Что будет тогда, счастливый обходчик боялся даже и подумать, а сейчас он нес на спине рюкзак с обновками для его Мишки, случаем отхваченными апельсинами и даже батоном сухой колбасы – пусть пацан от души порадуется. Праздник как-никак. А еще думал Петр Петрович о телевизоре.…Ну как можно, что бы в наше время у сына не было телевизора? Ни как не можно…Нужно покупать…
Уже подходя к дому, старик почувствовал смутную тревогу. Что-то необъяснимое взволновало Спицына.…Но что?
- Эй, Мишка, встречай деда!
Отмахиваясь от посетивших его сомнений, крикнул старик, открывая припорошенную снегом дверь.…В комнатушке все было перевернуто верх дном: на полу валялось ненужное тряпье, какие-то старые пожелтевшие бумажки, деревянные плечики от костюма…Ящик шкафа, где еще только вчера хранились облигации и все деньги, накопленные дедом, лежал на полу вверх дном. Сука безмятежно махнула хвостом и вновь уползла к себе под стол.
- Да что же это делается, Псина?
Старик поднял с пола табурет и обессилено присел.
- Как же ты допустила, что бы кто-то чужой прошел в дом и учинил такое? А где же Мишка?
И тут стрелочник понял, что же его так обеспокоило при подходу к дому.
- Снег.…На нашем пяточке нетронутый снег.…А как же он выходил тогда к поездам? Должны же быть следы…
Лениво и равнодушно подумалось ему, хотя если честно, старик уже давно все понял, но где-то там, на самом дне его, с появлением Мишки отогревшейся души еще шевелилось что-то похожее на надежду…
Петр Петрович Спицын устало вышел на улицу, смахнул рукой со своей скамейки снег, поставил на него свой рюкзак и полез за сигаретами…
Темно-багровое, до неправдоподобности красивое солнце не торопясь, опускалось именно туда, куда и должно: на засыпанные чистым, искрящимся огненными всполохами снегом шпалы, и черными на снежном фоне рельсами. А вдоль полотна, повторяя изгибы рельс, среди чистого-чистого снега, тянулась неверная, одинокая цепочка следов.
| Реклама Праздники 12 Июня 2024День России 11 Июня 2024День работников легкой промышленности 14 Июня 2024День работников миграционной службы 21 Июня 2024День кинологических подразделений МВД России 18 Июня 2024День медицинского работника Все праздники |