Пушкина часто принято воспринимать как оторванного от общественной жизни жреца чистого искусства, как поэта с головой и сердцем ушедшего в творчество. О том, что это не совсем так, говорит нам красноречиво сама его литературная жизнь в царской России.
Если, как высказывается Александр Сергеевич: «Я в литературе скептик ( чтобы не сказать хуже), и все секты для меня равны…Обряды и формы должны ли суеверно порабощать литературную совесть? Зачем писателю не повиноваться принятым обычаям в словесности своего народа, как он повинуется законам своего языка…» (Анненков, «Материалы», стр.138-139), ежели Александр Сергеевич и по поводу театра пишет: «нашему театру приличны народные законы драмы Шекспировой, а не светский обычай трагедии Расина» (Анненков, «Материалы», стр.131), то что нам тогда мешает понять в этом ключе его отношение к церковным обрядам, формам и обычаям, монархическому строю правления, кои были не определены законами и Словом его народа, но были навязаны ему извне, нарушая Свободу русского человека?!
Именно потому, что Александр Сергеевич не принимал безоговорочно так называемую «православную», а по сути иудейско-христианскую веру за родную русскую и изобретённую при нём педерастом и министром просвещения графом С.С.Уваровым триаду «Православие, самодержавие, народность» и построенное по сему лекалу государство и общество за истину в последней инстанции в гражданской жизни, его «голубые» вполне сознательно травили «богомольной важной дурой, слишком чопорной цензурой».
«В публике очень бранят моего Пугачёва, а что ещё хуже – не покупают. Уваров большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении. Его клеврет Дондуков ( дурак и бардаш) преследует меня своим цензурным комитетом… Кстати об Уварове: это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. Он начинал блядью».
Тогда же , в 1835 году «любовница» графа Уварова князь М.А. Дондуков-Корсаков стал вице-президентом Академии наук. Поэт тут же сочинил эпиграмму:
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь.
Почему ж он заседает?
Потому что жопа есть.
В 1836 году Пушкин, замаскировав под перевод с латинского сумел опубликовать сатиру на графа С.С.Уварова по поводу бесполезного ожидания последним кончины дальнего своего богатого родственника :
На выздоровление Лукулла
(подражание латинскому)
Ты угасал, богач младой!
………………………………
А между тем наследник твой,
Как ворон, к мертвечине падкой,
Бледнел и трясся над тобой,
Знобим стяжанья лихорадкой.
Уже скупой его сургуч
Пятнал замки твоей конторы;
И мнил загресть он злата горы
В пыли бумажных куч.
Он мнил: «Теперь уж у вельмож
Не буду нянчить ребятишек;
Я сам вельможа буду тож;
В подвалах, благо, есть излишек.
Теперь мне честность трын-трава!
Жену обсчитывать не буду,
И воровать уже забуду
Казённые дрова! (1835 г.)
Пушкина травили и потому «Капитанскую дочку» он должен был печатать под именем «Издатель». «Медный всадник» после высочайшей личной царской цензуры был запрещён. «Когда Пушкин умер вышел его портрет – гравюра, под которым было написано: «Угас огонь на алтаре».
По требованию цензуры полиция этот портрет конфисковала, и имевшие такой портрет старались заклеить его рамкой так, чтобы не видно было надписи» (Из Вступительного слова А.Ф.Кони 11 февраля 1921 г.).
Так отчего же такой страх вызвали эти поэтические строки из поэмы «Евгений Онегин», писанные А.С.Пушкином о «романтике» Ленском? Очевидно церковь восприняла их как намёк на свои алтари, на которых Духовного Огня отродясь не бывало?!
И та же самая «богомольная дура» отчего-то молчала, когда атеист и критикан материалистического толка Д.И.Писарев величал русского гениального поэта «миленьким, маленьким Пушкиным» и с превеликим для себя удовольствием печатала и перепечатывала множество раз его всем известные скандально хамские примитивные статьи!
«Они смотрят на меня, как на холопа, с которым можно поступать им, как им угодно… Я, как Ломоносов, не хочу быть шутом ниже у господа бога» (Н.Пушкиной 8 июня 1834 г.)…
«отчего мои письма сухи? Да зачем же быть им сопливыми? Во глубине сердца моего я чувствую себя правым… просить прощения? Хорошо; да в чём?» (В.Жуковскому, 1834 г.)
«Государю неугодно было, чтобы о своём камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью. Но я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у Царя Небесного. Однако какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться – и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина. Что ни говори, мудрено быть самодержавным» (Дневник, 10 мая 1834 г.)
«Разве Пушкин, прежде чем был пристрелен, не провёл шесть лет в ссылке?» ( В.Ходасевич «Кровавая жертва»,1932 г.)
Как понять продление до 1887 года авторских прав, выхлопотанное у императора Александра II после двух неполных посмертных изданий А.С.Пушкина госпожой Н.Ланской, имевшей когда-то несчастье быть женой великого русского поэта ( только в 1887 г. его сочинения расходятся 1000000 экз.)? Вспомним, что в первых известиях о смерти поэта говорилось, что убит был «камер-юнкер» А.С.Пушкин и перестанем удивляться!
Как редактор журнала «Современник» А.С.Пушкин опубликовал в 1836 году в нём статью, посвящённою изданию собрания сочинений Георгия Конисского, архиепископа Белорусского протоиереем Иоанном Григоровичем в Санкт-Петербурге в 1935 году.
Из этой статьи мы имеем возможность получить представление о полноте понимания А.С.Пушкиным вопросов исповедания христианской веры католиками, униатами и православными.
Александр Сергеевич делает выписки из проповедей Г.Конисского, из жизнеописания архиепископа, по словам Пушкина «любопытного и прекрасно изложенного И Григоровичем».
Выписки эти о молитве, посте, бессмертии души, о воскресении тел, о вере в чудеса, о язычниках и мучениках христианских, о радостях плотских и духовных, о делах добрых и деле спасения, о грехе соблазна, что «ужаснее многоглавой Лернейской Гидры»…
Александр Сергеевич выписывает «достопримечательную элегию» Г.Конисского, в коей по словам редактора «Современника» «виден дух мыслящий».
Александр Сергеевич сетует, что «главное произведение Г.Конисского «История Малороссии до сих пор не издано и известно только в рукописи», отмечает, что
«Георгий написал её с целию государственною». «Конисский, справедливо полагая, что одна только история народа, может объяснить истинные требования оного, принялся за свой важный труд и совершил его с удивительным успехом. Он сочетал поэтическую свежесть летописи с критикой, необходимой в истории… Под словом критики я разумею глубокое изучение достоверных событий и ясное , остроумное изложение их истинных причин и следствий… Множество мест в Истории Малороссии суть картины, начертанные кистию великого живописца. Дабы дать о нём некоторое понятие тем, которые ещё не читали его, помещаем здесь два отрывка из его рукописи… »
Кажется и в XXI столетии русский и украинский народы, как и в XIX столетии и в XX ст. остаются, несмотря на старания Пушкина, Григоровича и Конисского всё в той же степени лишёнными знания подлинной истории Белоруссии и Украины, более того на Украине переиздаются многотысячными тиражами многочисленные тома истории проф. М.Грушевского, искажающие её до неузнаваемости, и для того чтобы не забывать историческую правду остаётся только вслед за А.С.Пушкиным повторить в сокращении его выписки:
Введение унии.
« По истреблении гетмана Наливайки таким неслыханным варварством, вышел от сейму или от вельмож, им управлявших, таков же варварский приговор и на весь народ русской. В нём объявлен он отступным, вероломным и бунтливым и осуждён в рабство, преследование и всемерное гонение.
Следствием сего Нероновского приговора было отлучение навсегда депутатов русских от сейма национального и всего рыцарства, от выборов и должностей правительственных и судебных, отбор староств, деревень и других ранговых имений от всех чиновников и урядников русских, а самих их уничтожение.
Рыцарство русское названо хлопами, а народ, отвергавший унию, схизматиками.
Во все правительственные и судебные уряды малороссийские посланы поляки с многочисленными штатами; города заняты польскими гарнизонами, а другие селения их же войсками; им дана власть всё то делать народу русскому, что сами захотят и придумают, а они исполняли сей наказ с лихвою, и что только замыслить может своевольное, надменное и пьяное человечество делали над несчастным народом русским без угрызения совести; грабительства, насилие женщин и самых детей, побои, мучительства и убийства превзошли меру самых непросвещённых варваров.
Они, почитая и называя народ невольниками, или ясыром польским, всё его имение признавали своим. Собиравшихся вместе нескольких человек для обыкновенных хозяйских работ или празднеств тотчас с побоями разгоняли, на разговорах их пытками истязывали, запрещая навсегда собираться и разговаривать вместе.
Церкви русские силою и гвалтом обращали на унию. Духовенство римское, разъезжавшее с триумфом по малой России для надсмотра и понуждения к униятству, вожено было от церкви до церкви людьми, запряжёнными в их длинные повозки по двенадцать человек и более.
На прислуги сему духовенству выбираемы были поляками самые красивейшие из девиц.
Русские церкви несогласовавшихся на унию прихожан отданы жидам в аренду, и получена за всякую в них отправку денежная плата от одного до пяти талеров, а за крещение младенцев и похороны мёртвых от одного до четырёх талеров.
Жиды, яко непримиримые враги христианства, сии вселенские бродяги и притча в человечестве, с восхищением принялись за такое надёжное для них скверноприбытчество, и тотчас ключи церковные и верёвки колокольные отобрали к себе в корчмы.
При всякой требе христианской повинен ктитор идти к жиду торжиться с ним, и по важности отправы, платить за неё и выпросить ключи; а жид при том, насмеявшись довольно богослужению христианскому и прехуливши всё, христианами чинимое, называя его языческим или по их гойским, приказывал ктитору возвращать ему ключи, с клятвою, что ничего в запись не отказано.
Чиновное шляхетство
