Мы живем в очень большой и богатой стране. В этом наше счастье и несчастье одновременно.
Толково распорядиться своими богатствами мы не можем — менеджмент у нас ни к черту и мы по-прежнему уверены в том, что кухарка может управлять государством. Спасает нас только то, что все, даже самые роковые, ошибки по управлению хозяйством с лихвой компенсируются практически неисчерпаемыми природными ресурсами. На том стоим, и стоять будем!
Зарубежные «друзья-партнеры» не прочь поживиться нашими богатствами, поэтому богатства надо охранять. Причем охранять не как зря, а надежно, с умом и, чтобы затраты на содержание охраны не превышали стоимости охраняемых богатств. В этом вопросе мы никак не можем выбраться из порочного круга: больше денег на оборону — армия сильнее, но полки в магазинах пустеют; меньше денег на оборону — магазины наполняются товарами, но оборона слабеет. Ищем золотую середину, но пока движемся по синусоиде, раскачиваемые «демократами» разных мастей. Не дай Бог, кто нападет на нас, когда мы пребываем в минимуме обороноспособности. Беда будет, да и только!
Классическая рыночная экономика у нас не работает. Траектория нашего рынка определяется не столько балансом спроса и предложения, сколько целенаправленными отношениями между его субъектами, преследующими свои корпоративные или, зачастую, личные интересы. Особенности этих отношений в том, что они не всегда легитимны и, самое главное, конфликтны по своей сути. Эти конфликты возникают не спонтанно, а в результате противоборства финансовых, политических, социальных, промышленных и других группировок, с непременным участием зарубежных «друзей-партнеров». Эта борьба выводит экономику из равновесия, но она же и возвращает ее в область равновесия (прежнюю или новую). Кроме того, может произойти частичное или полное разрушение экономики. В итоге, если экономика не разваливается, видимая сторона ее движения (выраженная различными показателями) приобретает вид колебаний, но колебаний особых — неуправляемых и непредсказуемых. Грубо говоря, текущее состояние нашей экономики — это результат внутренних и внешних войн за обладание нашими несметными богатствами. Без жесткой централизации здесь не обойтись, но главное — не переборщить: огульная централизация — смерть для любой системы.
В этническом плане мы помесь полуцивилизованных славянских народов с азиатскими кочевниками с добавлением кровей, по меньшей мере, еще двадцати евро-азиатских народностей. В результате получилась устойчивая порода, особи женского пола которой красивы, ладны и по большей части разумны, а мужского — неказисты снаружи, преимущественно безбашенны и исключительно изворотливы, где нужно и не нужно. С мамами у нас все в порядке, а вот с папами не просто беда, а глубокий провал. У нас еще много всяких-разных пороков, но в целом в случае грозящей опасности мы способны проявлять уникальную сплоченность и необыкновенную твердость духа. Хрен кто нас завоюет! Авторитетно подтвердить это могут шведы, французы, немцы, турки, монголы, венгры, румыны, итальянцы и даже финны с австрийцами.
Геополитики мы никакие. По ходу наплодили массу государств и даже народов, заботливо окружили ими сами себя, а теперь пытаемся разобраться, что из этого получилось. А получилось — плохо. Мы оказались окруженными обнищавшими «братьями» и «сестрами», которым те, что с нами еще не воевали, стали настойчиво вбивать в головы, что виновником всех их бед и несчастий являются не они сами с их вороватым и недальновидным руководством, а имперская Россия. И это промывка мозгов оказалась столь удачной, что в неокрепшем разуме наших бывших соплеменников намертво закрепился устойчивый образ врага — русские и Россия. Что теперь делать? Кому-то надо помахать на прощание ручкой и сказать: прощай и давай дружить. А кому-то надо толково объяснить, что их как нации не существует. Они заблудшие русские, забывшие свои исторические корни. Хватит блудить — давай домой!
Демократия нам генетически противопоказана: она кружит наши головы, и мы начинаем дуреть на глазах. Мы боимся об этом сказать, но нам по сердцу монархия в форме тоталитаризма или квазитоталитаризма, а живем мы в переходном режиме между утопией, по которой пропели отходную, и несбыточными грёзами, про которые пока ещё поем дифирамбы. Когда бы, где бы и кого бы мы ни выбирали, результат волеизъявления народа неизменно предопределен заранее. Поэтому «свободным выборам» мы не доверяем, а свято верим в доброго царя-батюшку, который всё знает, всё может и всё умеет, а также постоянно думает и заботится о нас. У нас люди для царя, но не всякий царь для людей. Различать царей по текущим делам их мы не умеем, поэтому проклинаем каждого только-что ушедшего, и поминаем добрым словом очень давно ушедших.
Нашему удивлению нет предела, когда где-то и что-то делается само по себе, без высочайшего на то дозволения, без монаршего покровительства и без контроля свыше. Наша система социальных отношений между властью и народом неизменно тяготеет к крепостному праву. У нас все граждане равны в своих правах, но есть которые чуть-чуть ровнее, есть — существенно ровнее, и есть — совсем, всегда и везде ровные. Для нашего гражданина власть больше враг, чем друг.
Многие из нас — люди-флюгеры, но флюгеры специфические: еще ветер не подул, а мы уже разворачиваемся в нужную сторону. Мы приверженцы линейного мышления и свято верим, что для решения сложной проблемы нужно «выбрать центральное звено, ухватившись за которое, можно вытащить всю цепь». Мы ортодоксальные собственники, считающие: всё, что не моё — это чужое, которое можно ломать, крушить и уничтожать, и на которое можно плевать, писать и какать.Сфера профессиональной деятельности, которая по душе подавляющему большинству наших граждан — это там, где воруют, или там, где борются с воровством, или то и другое вместе.
Наш чиновник — это или вымогатель, или коррупционер, или идиот, выполняющий идиотскую работу, порученную ему полными идиотами. Материальное содержание нашего чиновника рентабельно, если вред от его деятельности в стоимостном выражении не превосходит размера его зарплаты. В нашей стране есть особый класс чиновников, которым лучше платить за то, чтобы они ничего не делали, чем за то, чтобы они исполняли свои функциональные обязанности.
Наши законодатели начинают свою деятельность не с изучения пригодности законов для общества, а с их издания. Более того, они искренне уверены в том, что чем многочисленнее законы, тем дальше отстоит государство от падения. Закон властной элиты у нас таков: «своим — все, остальным — закон». Поэтому законы мы не только не знаем, но и знать не хотим. А те, которые знаем, игнорируем — живем по понятиям.
Себя мы критикуем почем зря, но как только этим начинают заниматься иностранцы — нашему возмущению нет предела. Тем и горды! Базис нашего менталитета — тяготение к лени, любовь к халяве и надежда на авось. У нас знания — вещь третьестепенная, главное наличие бумажки с печатью, свидетельствующей об образованности.
Мы — это те, кто постоянно путает секс с любовью, а любовь с сексом. Наша национальная забава — крепко выпить и искать приключения на свою задницу. Мы фатальные оптимисты: считаем, что всё плохое рассосется само собой. У нас все то, что вначале выглядит здраво и пристойно, со временем превращается в абсурд и непристойность. По факту наша социальная стратегия заключается в том, чтобы: разрушить старое, красивое и крепкое, и на освободившемся месте соорудить новое, уродливое и временное.
Раньше весь цивилизованный мир смотрел на нас как на зомбированных идиотов. Сейчас мы сами смотрим так на Украину и крестимся: неужели на стыке веков мы были такими же законченными недоумками, творящими незнамо что. Для нас нет более страшного врага, чем мы сами.
У нас человек человеку — волк, товарищ и брат. Проблемы защиты детей, нравственности и интеллектуальной собственности становятся у нас главными темами только тогда, когда власти начинают бороться со свободой слова и инакомыслием. Фискальничать, двуличничать и радоваться беде друга у нас не считается зазорным. В нашей стране никому, никогда и ни за что не стыдно. Без дьявола для нас Бога нет!
