София Парнок. Трагическая леди Серебряного века.

стихотворения - Марина Цветаева, то можно было бы подумать, что речь идет о любимом человеке, любимом мужчине.. Но какая в сущности разница? Главное, человек - Любимый…

Они рисковали, но не боялись эпатировать общество, провели вместе в Ростове рождественские каникулы 1914-15 гг. Семья Марины и ее мужа, Сергея Эфрона, об этом знала, но сделать ничего не могла! Вот одно из писем Е. О. Волошиной к Юлии Оболенской, немного характеризующее ту нервную обстановку, что сложилась в доме Цветаевых - Эфрон.

( *Е. О.Волошина была близкой подругой Елизаветы Эфрон (Лили), сестры мужа Цветаевой. - автор) Волошину беспокоило, как отнесется к происходящему Сергей Эфрон: "Что Вам Сережа наговорил? Почему Вам страшно за него? (...) Вот относительно Марины страшновато: там дело пошло совсем всерьез. Она куда-то с Соней уезжала на несколько дней, держала это в большом секрете. Соня эта уже поссорилась со своей подругой, с которой вместе жила, и наняла себе отдельную квартиру на Арбате. Это все меня и Лилю очень смущает и тревожит, но мы не в силах разрушить эти чары". Чары усиливались настолько, что была предпринята совместная поездка в Коктебель, где Цветаевы проводили лето и раньше. Здесь в Марину безответно и пылко влюбляется Макс Волошин, как уже упоминалось. Идут бесконечные разбирательства и споры между Мариной и ее подругой.

Софья Парнок испытывает муки ревности, но Марина, впервые проявив "тигриную суть", не подчиняется робким попыткам вернуть ее в русло прежнего чувства, принадлежавшего только им, двоим Не тут - то было!

Марина, изменчивая, как истинная дочь моря, (*Марина - морская - автор.) поощряла ухаживания Волошина, всей душой страдала и тревожилась о муже, уехавшем в марте 1915 года на фронт с санитарным поездом. Она писала Елизавете Яковлевне Эфрон в откровенном и теплом письме летом 1915 года: "Сережу я люблю на всю жизнь, он мне родной, никогда и никуда я от него не уйду. Пишу ему то каждый, то - через день, он знает всю мою жизнь, только о самом грустном я стараюсь писать реже. На сердце - вечная тяжесть. С нею засыпаю, с нею просыпаюсь".

"Соня меня очень любит,- говорится далее в письме,- и я ее люблю - это вечно, и я от нее не смогу уйти. Разорванность от дней, которые надо делить, сердце все совмещает". И через несколько строк: "Не могу делать больно и не могу не делать". Боль от необходимости выбирать между двумя любимыми людьми не проходила, отражалась и в творчестве, и в неровности поведения.

В цикле стихов " Подруга" Марина пытается обвинить Софью в том, что она ее завела в такие "любовные дебри".. Пытается разорвать отношения, предпринимает несколько резких попыток. Михаилу Кузьмину она так описывает конец ее любовного романа с Софьей Яковлевной: " Это было в 1916 году, зимой , я в первый раз в жизни была в Петербурге. Я только что приехала. Я была с одним человеком, то есть это была женщина - Господи, как я плакала! - Но это не важно! Она ни за что не хотела чтоб я ехала на вечер. (музыкальный вечер, на котором должен был петь Михаил Кузьмин - автор) Она сама не могла, у нее болела голова- а когда у нее болит голова… она - невыносима. А у меня голова не болела, и мне страшно не хотелось оставаться дома."

После некоторых препирательств, во время которых Соня заявляет что "ей жалко Марину", Цветаева срывается с места и едет на вечер. Побыв там, она довольно скоро начинает собираться назад к Соне и объясняет: "У меня дома больная подруга". Все смеются: "Вы говорите так, точно у Вас дома больной ребенок. Подруга подождет". Я про себя: "Черта с два!"

И в результате - драматический финал не заставил себя ждать: " В феврале 1916 года мы расстались" , - писала в том же письме Марина Цветаева. - "Почти что из - за Кузьмина, то есть из - за Мандельштама, который не договорив со мною в Петербурге, приехал договаривать в Москву. (*Вероятно, о романе - автор) Когда я, пропустив два мандельштамовых дня, к ней пришла- первый пропуск за годы, - у нее на постели сидела другая: очень большая, толстая, черная… Мы с ней дружили полтора года. Её я совсем не помню. То есть не вспоминаю. Знаю только, что никогда ей не прощу, что тогда не осталась!"

Своеобразным памятником так трагично оборвавшейся любви со стороны Софьи была книга "Стихотворения", вышедшая в 1916 году и сразу запомнившаяся читателям, прежде всего тем, что говорила Софья Яковлевнв о своем чувстве открыто, без умолчания, полунамеков, шифровки. Ею как бы написан пленительный портрет Любимого Человека, со всеми его - ее резкостями, надрывами, надломами, чуткостью, ранимостью и всеохватной нежностью этой пленяюще страстной души! Души ее любимой Марины. Подруги. Девочки. Женщины. Там было знаменитое теперь:

"Снова на профиль гляжу я твой крутолобый
И печально дивлюсь странно-близким чертам твоим.
Свершилося то, чего не быть не могло бы:
На пути на одном нам не было места двоим.
О, этих пальцев тупых и коротких сила,
И под бровью прямой этот дико-недвижный глаз!
Раскаяния,-скажи,-слеза оросила,
Оросила ль его, затуманила ли хоть раз?
Не оттого ли вражда была в нас взаимной
И страстнее любви и правдивей любви стократ,
Что мы двойника друг в друге нашли? Скажи мне,
Не себя ли казня, казнила тебя я, мой брат?
("Снова на профиль гляжу я твой крутолобый..." )

Любовь надо было отпускать. И она отпустила. Жила прошлым воспоминаниями, переплавляла их в стихи, но около нее были новые подруги, новые лица: Людмила Эрарская, Нина Веденеева, Ольга Цубильбиллер.

Парнок писала стихи все лучше, все сильнее и тоньше психологически были ее образы, но наступали отнюдь не стихотворные времена. Грянула октябрьская смута. Какое - то время Софья Яковлевна жила в Крыму, в Судаке, перебивалась литературной "черной" работой: переводами, заметками. Репортажами. Не прекращала писать.

В 1922 году, в Москве, тиражом 3000 экземпляров, вышла ее книги: "Розы Пиэрии" - талантливая стилизация строк Сафо и старо французских поэтов. И сборник"Лоза" в который она включила стихотворения за период с 1916 по 1923 годы. Встречены они были публикой вроде и хорошо, но как то не до стихов становилось голодной и разоренной России, да и публика изысканная, понимающая ритмичные строфы, основательно "Иных нет, иные - далече"…

Софье Яковлевне жилось трудно, голодно. Чтобы как то выстоять, она вынуждена была заниматься переводами, уроками - платили гроши - и огородничеством.

Силы ей давала любовь. Бог посылал ей, грешной, людей, которые ее обожали и были ей преданы душою - таких, как физик Нина Евгеньевна Веденеева. Парнок встретилась с нею за полтора года до своей смерти. И скончалась у нее на руках. Она посвятила Нине Евгеньевне самые проникновенные и лиричные строки своих стихов. Но умирая, неотрывно смотрела на портрет Марины Цветаевой, стоявший на тумбочке, у изголовья. Она не говорила ни слова о Ней. Никогда, после февраля 1916 года. Может, молчанием хотела подавить любовь? Или - усилить? Никто не знает.

Незадолго до смерти она написала строки:

"Вот уж не бунтуя, не противясь,
Слышу я, как сердце бьет отбой
Я слабею и слабеет привязь,
Крепко нас вязавшая тобой…"
"Будем счастливы во чтобы то ни стало!" (Отрывок)

В начале стихотворения стояли едва различимо две заглавные буквы.:"М.Ц." Так она попрощалась со своей Возлюбленной -Подругой, не зная, что Та сказала, услышав о ее смерти, в июне 1934 года, далеко на чужбине: "Ну и что что она умерла, не обязательно умирать, чтобы умереть!" (М. Цветаева. "Письмо к Амазонке").

Её неловкая , маленькая Марина, ее "де
вочка - подруга", была, как всегда, властно - безжалостна и резка в суждениях! Но - права ли? В конце концов, сильно ненавидят лишь тех, кого прежде столь же сильно любили…

*Софья Яковлевна Парнок скончалась 26 августа 1933 года, в подмосковном селе Каринское. Похоронена несколько дней спустя на немецком кладбище в Лефортово. Творчество ее, и история ее взаимоотношений с Цветаевой до сих пор не изучены полностью, как и архив, в котором остались два неизданных сборника "Музыка" и "Вполголоса".

*** Автор никоим образом не претендует на то, чтобы точка зрения, высказанная в данной статье, была "основополагающей и непогрешимой"! Читатели вольны иметь каждый - свое мнение.

Эссе - послесловие «И снова знак к отплытию нам дан…

Статьи в интернете читаются очень невнимательно, бегло и поверхностно. Люди спешат закрыть веб - браузер, убежать по своим делам… Но я все таки надеюсь, что моя статья об одной и самых прекрасных и тонких поэтесс Серебряного Века была хоть кем то понята и прочитана не наспех..

Прошло более десятка лет со дня написания этого очерка.Открыт архив Марины Цветаевой. Ариадны Эфрон. Почти все - напечатано. Горы писем и комментариев. Фотографий и лекций о творчестве и жизни Цветаевой. Факсимиле черновых записей и обрывков рабочих тетрадей. Цветаева в глянце и без глянца.
В подробностях описаны все ее недруги и враги, друзья и приятели, случайные знакомые, и - выдуманные и настоящие любовники, значимые отношения и мимолетные встречи.. Но особняком среди всего этого обилия материалов и открытий стоит загадочный образ Софии Парнок – Волькенштейн.
Я сама, в своей книге. посвященной судьбе Ариадны Эфрон говорю о Парнок, и о попытке разобраться в их дружеских отношениях с Мариной, в их необычном притяжении друг другу, взаимном и полном и столь же полном потом отторжении друг от друга…
Софья Яковлевна Парнок, человек сложной и необычной судьбы, одиночка в своей собственной семье, несмотря на присутствие в ней сестер и братьев,круга интеллигентных знакомых, которые живо и чутко интересовались неординарной девушкой с ее блестящими музыкальными способностями, несмотря на остро развивающуюся болезнь (щитовидной железы, осложнившейся сердечными припадками).

Она не могла иметь детей, хотя была страстной, любящей, увлекающейся натурой. Очень нежной, глубоко чувствующей. У нее была ручная обезьянка, собаки. Животным она дарила привязанность, нерастраченную ласковость. Очень любила цветы. В ее скудном огороде в двадцатые, голодные московские годы росли цветы: чайные розы, незабудки, ноготки, какие то кашки. Вместе с лебедой, которую варили на обед…
Из документов и дневников я точно знаю, что была у этой неординарной женщины попытка неудачной беременности, сложный выкидыш и свою трагедию несостоявшегося и запретного после случившегося материнства Софья Яковлевна очень глубоко и остро переживала вместе с супругом -  Владимиром Волькенштейном, известным в юридических кругах Москвы и Петербурга поверенным и адвокатом. Они с ним разошлись впоследствии, жили порознь, но, пожалуй, не было в этом ни нарочитости, ни злобы, ни чьей то особенной вины…

Будучи людьми, достаточно образованными и развитыми душевно, они оба просто смогли отпустить друг друга. Софья Яковлевна до конца жизни интересовалась судьбой супруга и его сына от второго брака, Федора. Сохранились какие то следы их переписки, общения, встреч у знакомых. Возможно, что к Волькештейнам после смерти Софии Яковлевны попала часть ее архива, вещей. Не могу утверждать точно.
Если бы София Яковлевна не обладала