Перевод Геннадия Зельдовича
Есть в деревне у нас эта странная девка —
Не умеет сказать, не умеет услышать,
А в очах – небеса и лихая запевка.
Забрела к нам в село, как безродная пришать.
Я не ведал, как звать, – и кому она снится:
Из таких из людей, что лишь смерть позовет их;
Если б я был той смертью, нашел был в немотах
Ту струну, на которой – Господня десница.
И казалось – когда б средь веков златоперых
Ей во грудь земляным я ударил бы комом,
Отголосок в долинах катился бы грёмом,
Тормоша лебедей на сонливых озерах!
Есть в деревне у нас очень бледная речка.
Возле речки столкнулся с рыбачившим дедом
И, спросив, как зовется, услышал словечко:
«Не зовется никак то, чей путь нам неведом!
Называли – Тикуша, порою – Могила;
Называли Далекой и кликали Близкой;
А поживши, я знаю, что, сколько ни рыскай,
Все, что ищешь, дремота давно поглотила!..»
И бывают в деревне вечерние зори,
Когда мир превращается в сон о сновидце
И рождаются в душах багровые мори,
Вместе с памятью всех не сумевших явиться.
И однажды под вечер глухая-немая —
И с душою не больше соловьего тельца, —
Словно лира, которой не дали владельца,
Шла к бегучей водице, чему-то внимая.
И стояла, как будто бы кто-то покликал,
И косу, будто бредень, спускала в глубины,
И хотела поймать этот сон голубиный,
Что ее голоском – под водою курлыкал!
И вода для смелячки была как зерцало,
И свой образ линялый мечтался – уловом,
И надеялась – он, обладающий словом,
Нам поведает все, что она не сказала!
И тряхнулась она. И своей позолочью
Притемненная вечность светла без исходу…
Не своя и ничья, между светом и ночью
Безымянно глядит в безымянную воду…
Перевод Анатолия Гелескула
Есть на селе у нас одна глухонемая,
И взгляд той девушки – как замершее слово.
Не знаю имени и чья она – не знаю:
С чужого хутора – неведомо какого.
Наверно, смерть одна немое это тело
Окликнет именем, которым нарекали.
О, быть бы смертью мне, и снова бы запела
Струна, заглохшая под Божьими руками!
Сквозь морок вечности тогда, на миг единый,
Едва о грудь её ударят комья глины,
Та грудь откликнется мне песней лебединой –
И где-то лебеди закличут из долины…
Стоит село у нас над тихою рекою.
Рыбачит дед на ней, а речка в лозах вьётся;
Спроси, как звать её, – махнет в ответ рукою:
«Как не зови её – никто не дозовётся.
Иной Морокою зовёт, иной – Могилой,
Одни – Присухою, другие – Расставанью.
Что ей до имени – и дно своё забыло!
Я, старый, думаю, что нет у ней названья…»
У нас над сёлами нездешние закаты –
Как будто призраки над миром заклубило
И что-то ожило в нас памятью утраты,
Чего и не было, а чудится, что было.
И раз увидел я – та девушка немая
С душой, как мёртвый соловей, сошла к излуке
И замерла на ней – и, словно обнимая,
Тянула к заводи взволнованные руки.
Как человек, который слушает не слыша,
Купала волосы – кого ловила в сети?
Не сон ли голубя, воркующий всё тише, –
Желанный голос свой, притихший в очерете?
А может, думала, из невода льняного
Свой облик выловит, – рыбачка у причала! –
И отражение, осилившее слово,
Тогда поведает, о чём она молчала.
Вдруг путы сбросила. Всё сделалось багряным,
В огне и золоте немую отражая…
И безымянная стоит над безымянным,
У входа в сумерки, себе и всем чужая…
