А это уже афоризмы и цитаты Дона Аминадо:
Авелю только сочувствуют, а про Каина даже поэмы пишут.
В нормальной женской биографии – до тридцати лет хронология, после тридцати мифология.
Верх нелепости: иметь ангела-хранителя и не иметь денег на метро.
Верх популярности – это когда весь мир ненавидит одного человека.
Взаимное понимание требует взаимной лжи.
Во время гражданской войны история сводится к нулю, а география – к подворотне.
Все нехорошо, что нехорошо кончается.
Грамотные люди могут жениться по объявлению, а безграмотные только по любви.
Дальше едешь, тише будешь! (Из «Новых русских пословиц».)
Декольте – это только часть истины.
Для утвердительного ответа достаточно лишь одного слова – «да». Все прочие слова придуманы, чтобы сказать «нет».
Долги надо делать в государственном масштабе, иначе их надо платить.
Досадно то, что самое последнее слово техники будет сказано за минуту до светопреставления.
Друзьями же называются те, которые действительно знают о вас несколько настоящих гадостей.
Дружба все видит и ни на что не обращает внимания. Любовь на все обращает внимание и ничего не видит.
Если б мы знали все, что о нас будут говорить, когда нас не будет, нас бы уже давно не было.
Если бы Диоген вовремя женился, он бы не дошел до бочки.
Если имеется подходящий народ, можно сделаться вождем народа.
Знакомые – это люди, на всякий случай называющие вас дураком. Хорошие знакомые уже могут рассказать о вас скверный анекдот.
И осиновый кол есть вид памятника.
И тайным голосованием можно обнаружить явную глупость.
История русской революции – это сказание о граде Китеже, переделанное в рассказ об острове Сахалине.
Когда люди не сходятся в главном, они расходятся из-за пустяков.
«Книги имеют свою судьбу…» Это значит, что книги, взятые для прочтения, обратно не возвращаются.
Когда некто тебе противный что-то тебе доказывает, это и есть доказательство от противного.
Кто не страдал бессонницей, тот не знает своей биографии.
Лежачего не бьют, а терпеливо дожидаются, пока он встанет.
Ложась животом на алтарь отечества, продолжайте все-таки думать головой.
Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным, но больным. (Видоизмененный Дон-Аминадо.)
Люби человечество сколько тебе угодно, но не требуй взаимности.
Миллионеры охотятся на слонов, бедняки – на клопов.
Министр Геббельс исключил Генриха Гейне из энциклопедического словаря. Одному дана власть над словом, другому – над словарем. Мужчины лгут просто, женщины – со слезами на глазах.
На свете очень много хороших людей, но все они страшно заняты…
Надеяться надо до последней минуты. Но в последнюю минуту можно и перестать.
Не думай дурно о всех ближних сразу, думай по очереди.
Не клянитесь письменно в вечной любви. Клянитесь устно.
Не старайтесь познать самого себя, а то вам противно станет.
Не так опасно знамя, как его древко.
Неудачники никогда не опаздывают, но всегда приходят не вовремя.
Ничто так не мешает видеть, как точка зрения.
Ничто так не помогает повторять географию, как извержения вулканов и землетрясения.
Ничто так не приближает человека к смерти, как долголетие.
Ничто так не старит женщину, как ее возраст.
Ничто так не утомляет, как ожидание поезда, особенно когда лежишь на рельсах.
Объявить себя гением легче всего по радио.
Обыкновенных детей приносят аисты, а любознательные – сами рождаются.
Однолюбом называется человек, который обманывает только ту, которую он любит.
От аппендицита можно избавиться сразу, от родственников – только постепенно.
От лжесвидетельства к беллетристике – один шаг.
Пессимизм – это вопрос темперамента, оптимизм – вопрос жалованья.
Пожилому человеку не везет не столько в любви, сколько в возрасте.
После родственников самое неприятное – это однофамильцы.
После трех рюмок коньяку француз переходит на минеральную воду, а русский – на «ты».
Посмертная маска, сделанная при жизни, считается недействительной.
Пятнадцать лет назад на каждом лице можно было прочесть: «Продолжение следует…» А теперь на каждом лице только и читаешь: «Окончание следует».
Расцвет военных наук возможен только в мирное время.
С тех пор как свиньи узнали про Фрейда, они всякое свинство объясняют комплексом.
Сплетня – это плата за гостеприимство.
Скептик – это тот человек, который не верит в бесплатный энтузиазм.
Старайтесь казаться моложе, чем вы есть, но не моложе, чем о вас думают.
Стоик уезжает со своей женой, циник – с чужой, эпикуреец – один.
Счастливые поколения занимаются шведской гимнастикой, несчастные – переоценкой ценностей.
Теоретик занимается подсчетом мерзавцев, практик – подсчетом уличных фонарей.
Только несказанное и стоит запомнить.
У самородка все от Бога и ничего от среднего учебного заведения.
У чужих жен мигрени не бывает.
Чем у хозяйки больше самообладания, тем она гостеприимнее.
Честный ребенок любит не папу с мамой, а трубочки с кремом.
Чтоб доверие было прочным, обман должен быть длительным.
Чтобы любовь была вечной, равнодушие должно быть взаимным.
Чтобы прослыть ясновидцем, предсказывай будущее на сто лет вперед. Чтобы прослыть глупцом, предсказывай его на завтра.
Имя его практически неизвестно современному читателю.Тем, не менее, он был необыкновенно популярен до революции, его стихами зачитывались, его блестящими афоризмами восхищались.
Дон Аминадо (Аминад Шполянский) ( 1888-1957) - русский поэт-сатирик, мемуарист, адвокат. Родился в Херсонской губернии, окончил юридический факультет Новороссийского университета. Поселившись в Москве, занялся адвокатской деятельностью, а также постоянно публиковался в газетах и журналах.
Во время Первой Мировой Войны был ранен, снова вернулся в Москву и тогда же опубликовал первую книгу стихотворений.
Революцию не принял, эмигрировал в Париж, где сотрудничал со многими эмигрантскими изданиями и опубликовал несколько сборников своих произведений, как сатирических, так и лирических. Публиковался вплоть до своей смерти, пользовался необыкновенной популярностью у читателей.
Это ему Марина Ивановна Цветаева посвятила нежно-восторженные строки своего письма: (Все же не удержусь от восхищения - каким высоким, каким верным,отточенным и изысканным было эпистолярное искусство того времени. Увы, оно исчезает постепенно, так же как искусство хорошей точной и элегантной риторики. А ведь были действительно мастера слова, не писатели, а риторы - лекторы, профессора, адвокаты, речью которых можно было заслушаться!- прим. Л.Б.)
"Милый Дон-Аминадо,
Мне совершенно необходимо Вам сказать, что Вы совершенно замечательный поэт. ...и куда больше – поэт, чем все те молодые и немолодые поэты, которые печатаются в толстых журналах. В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем "на серьезе".
Я на Вас непрерывно радуюсь и Вам непрерывно рукоплещу – как акробату, который в тысячу первый раз удачно протанцовал по проволоке. Сравнение не обидное. Акробат, ведь это из тех редких ремесел, где всё не на жизнь, а на смерть, и я сама такой акробат.
Но помимо акробатизма, т. е. непрерывной и неизменной удачи, у Вас просто – поэтическая сущность, сущность поэта, которой Вы пренебрегли, но и пренебрежа которой Вы – больший поэт, чем те, которые на нее (в себе) молятся... – А дяди! А дамы! Любящие Вас, потому что невинно убеждены, что это вы "Марию Ивановну" и "Ивана Петровича" описываете. А редактора! Не понимающие, что Вы каждой своей строкой взрываете эмиграцию! Что Вы ее самый жестокий (ибо бескорыстный – и добродушный) судия. Вся Ваша поэзия – самосуд: эмиграции над самой собой.
Уверяю Вас, что (статьи Милюкова пройдут, а...) это останется...".
Письмо было вложено в конверт, на котором сохранилась надпись рукой Дон-Аминадо: "Марина Ивановна Цветаева. Письмо (31 мая 1938), которым я очень дорожу".
Вспомним и мы этого поэта - острого сатирика, мастера афоризмов и тонкого лирика. Его стихотворение "Декабрь", написанное в декабре переломного 1917 года, как нельзя точно отражает это волшебное и немного грустное время года:
Люблю декабрь за призраки былого,
За всё, что было в жизни дорогого
И милого, бессмысленного вновь.
За этот снег, что падал и кружился,
За вещий сон, который сладко снился,
Как снится нам последняя любовь.
Не всё ль равно? Под всеми небесами
Какой-то мир мы выдумали сами
И жили в нём, в видениях, в мечтах,
Играя чувствами, которых не бывает,
Ища той нежности, которой мир не знает,
Стремясь к бессмертию и падая во прах.
Идёт декабрь... Озябшие, чужие,
Поймём ли мы, почувствуем впервые,
Что нас к себе никто не позовёт?
Что будет ёлка, ангел со звездою
И Дед Мороз с седою бородою,
Волшебный принц и коврик-самолёт.
И только нас на празднике не будет.
Холодный ветер радостно остудит
Усталую и медленную кровь.
И будет снег над городом кружиться,
И, может быть, нам... наша жизнь приснится,
Как снится нам последняя любовь.
А ещё - и очень актуально.
Долги надо делать в государственном масштабе, иначе их надо платить. - эх, наша власть этих слов не видит...
Хотя, если бы даже и увидела, сдаётся мне, долгов меньше не стало бы...
А ещё... так про себя потихоньку представила лицо ангела-хранителя, у которого ещё и деньги на метро выпрашивают. Ну, это было бы что-то!