Заметка «Отрывок из моей книги о флоте "По местам стоять" 18+» автора Алик Даник

Когда Лёха поднялся на борт «Березины», он застал там начавшиеся авральные работы. К борту пришвартовалась баржа загруженная ящиками и контейнерами. Лупашин с матросами были на её борту и уже разгружали их. Работа у них спорилась. Сказывался опыт. Не даром ведь говорят: «грудь моряка, а спина грузчика.» Сколько мешков и ящиков прошло через Лёхины руки за два года — не сосчитать. Моряки грузили и разгружали корабли на Балтийском, Средиземном, Черном, Красном морях и даже в Атлантическом океане. Бесплатный рабский труд матросов, защитников страны Советов. Не приходится удивляться, что часть груза бесследно исчезали в чреве корабля.

В Тартусе при разгрузке «Кубани» и загрузке подводной лодки, матросы практиковали такой нехитрый приём — несколько ящиков с вином «нечаянно» роняли за борт. Потом водолазы Выгов и Кривовский их поднимали и наступал праздник души. Эти водолазы, матросы срочной службы, не только срезали вооружение с БПК «Отважного», но и ежедневно осматривали на боевой службе подводную часть кораблей и подводных лодок стоявший в сирийском порту в Тартусе. Сколько они сняли магнитных мин, одному Богу ведомо, но видимо немало, потому, как в том регионе давно уже шла война. И гниющие на рейде ржавые останки сухогруза «Академика Мечникова», затопленного израильскими самолётами Фантомами, было немым напоминанием об этой войне.

Эти самолёты ежедневно летали над Голландскими высотами, патрулируя воздушное пространство. Время от времени они наносили по ним ракетно-бомбовые удары, мешая размеренному образу жизни советских матросов, которые ремонтировали подводные лодки. Особенно очень нервничали особист и замполит. Дурея от скуки и страха они собирали по вечерам матросов в носовой столовой и с пеной на губах стращали их: особист — происками мирового сионизма и империализма, а замполит по десятому кругу зачитывал материалы 26-го съезда КПСС. И это вместо отдыха. Зачем на корабле были нужны эти трутни было непонятно. Они мешали всем, даже вмешивались в действия командира корабля, отменяя его приказы. А о том, чтобы вывести весь личный состав корабля на стенку и провести шмон в рундуках и говорить нечего. Что они искали — непонятно. Но обычно из альбомов у матросов исчезали личные фотографии, открытки с полуобнаженными бабами и даже страницы из личных дневников. Видимо оправдывая этими обысками своё паразитическое существование на кораблях советского флота. «С чего начинается Родина? Со шмона в твоём рундуке», — эту поговорку знали все моряки.

А в будущем, выйдя в отставку, заняв хлебные места во флотских ветеранских организациях, эти моральные уроды начнут проповедовать о каком-то мифическом флотском братстве. Но это будет в далёком будущем, а сейчас Лёхе Давыдову, надо было занять свой боевой пост, щит с пультом управления внутри-трюмной механизацией и контролировать процесс погрузки-разгрузки боезапаса и продовольствия, которое надо было перегружать на тележки и опускать на лифтах в складские помещения, где этот груз уже принимали кладовщики-баталеры. С некоторыми из них у Лёхи сложились довольно тесные отношения — они уже напросились на то, чтобы он набил им наколки. Процесс очень длительный и довольно болезненный, набивалась наколка иголками, но и тем не менее, желающих было хоть отбавляй. Он даже набивал наколки некоторым штабным офицерам, которые придавали тем сухопутным воякам, бравый флотский вид. После того, как с девятки ушёл Семенихин, который не только был художником, но и набивал наколки, Лёха остался пожалуй единственным татуировщиком на всю бригаду УВФ. Возможно его поэтому и не посадили в дисбат.

Прошло некоторое время и некоторые жёны флотских офицеров стали перешёптываться, что у одного из котр-адмиралов появилась шибутная наколка — на его причинном месте поселился озорной дракончик, чья открытая пасть венчала головку члена. Дракончик озорничая дурачился и просил его поцеловать. Некоторые дамы, поддавших на просьбу дракончика, говорили, что после того, как дракончик появился на члене у контр-адмирала, у того он в разы увеличился и усилилась потенция, чем контр-адмирал очень гордился и похвалялся среди членов элитарного международного клуба адмиралов. Некоторые адмиралы прослышав за такую новость стали прилагать неимоверные усилия, чтобы вычислить татуировщика и набить, и себе такого же татуированного озорника.

А виновник всего этого этого международного кипеша, спокойно нёс вахту у пульта управления, пытаясь акуратно запихнуть шестиметровую торпеду с ядерной боеголовкой в трёхметровую шахту грузового лифта. Несмотря на все усилия ракета в лифте не помещалась. Был вызван командир корабля капраз Батурин. Он пришёл вместе со старпомом и посовещавшись они решили загнать тележку с торпедой в тупик и принайтовать её намертво к палубе. Сказано — сделано.

И тут же появились желающие покататься на ней и пофотаться. Не каждому военному выпадает шанс сфотаться верхом на торпеде, да ещё и с ядерной боеголовкой. Пришлось их разгонять пугая лучевой болезнью и импотенцией. Не действовало. Где там та импотенция, а торпеда — вот она рядом. Пришлось её разнойтовывать и катать на ней особо избранных. Не удержался и Лёха — сделал и себе пару кружков по палубе «Березины». Торпеда была большая в диаметра, сидеть на ней было неудобно, да и пахла она неприятно, но вброс адреналина был конкретный. Лёха потом ещё не раз по синьке на ней катался сам и катал своих друзей. Жалко, что потом те фотографии вместе с эскизами и картинами, у него украли замполит с начальником мастерских ПМ-138. Наверное пронюхали, что Лёха волынил с их женами. Обнаглевшие в край крысы, привыкшие видеть в матросе бессловесное быдло — никакого понятия о порядочности и офицерской чести.

Благодаря слаженным действиям команды ВТМ и всего личного состава корабля баржи были к утру разгружены и уложены в складские помещения. Умели моряки работать — этого у них нельзя было отнять. За этими погрузками-разгрузками Лёха забыл о том, что его ждали на ПМ-9. Он целый день отсыпался и только проснулся к ужину. Зайдя в столовую он без аппетита съел отбивную, которая плавая в подливе, возлежала на картофельном пюре, запив всё это двумя кружками компота. Пюре с отбивной правда была с офицерского камбуза, но как Ривадзе был с годок с девятки, с кем он был на двух боевых службах и тот иногда подкармливал своих годков. На «Березине» было два камбуза. На одном товарищам офицерам готовили всё по меню, как в ресторане, а на втором из продуктов попроще, типа сухой картошки и кислой капусты, готовили еду для мичманов и матросов. И конечно же никто вместе не ел — товарищи офицеры изволили кушать со слугами-гарсунщиками и меню в отдельной кают-компании, а остальной экипаж принимал пищу в столовой за баками (столами) которые вмещали десять человек. Обычно в начале бака сидело два годка, за ними два три подгодка, а дальше салабоны, караси и салаги. В первом блюде (борще) годкам и подгодкам полагались годковские мослы, двойной гарнир второго блюда и весь белый хлеб. Остальным всё, что осталось. Это не было дискриминацией или унижением человеческого достоинства, просто старослужащие матросы два года сами так питались и ломать флотские традиции на себе они не собирались.

Салаги отслужат своё, станут подгодками и, тоже, будут прихватывать и объедать молодёжь. Прав тот — у кого больше прав. А кто чего не понимает тот ночует в машине под паёлами у Мити Матенкова. Сегодня очередь пришла чистить трюма молодому матросу Жиксылакову, который смайнал так гак, что он пробил кассеты ракет «Оса» и чуть им не угробил, мучавшегося с похмелья, корабельного комсорга Мордасова. Лейтенант Мордасов, получивший лёгкую контузию, обосался и в ярости затопав ногами заорал так, что казалось режут кабана:

— Ёбанный, перегрёбаный, в богу, в душу, в Нептуна грёба мать, блядский карась, брашпиль с якорем тебе, салабон, в жопу и в глотку!! С какой, гандонище, тундры ты дикий олень явился к нам на корабль!? Да я тебя, салабона, за порчу казённого имущества, сдам в дисбат!! Сгною в Керчи!! Родине нужны герои, а бабы рожают долбоёбов!

Отстоял обосранного салабона Давыдов, пообещав сгноить того под паёлами и больше не подпускать к управлению «Струнами».

— Иди постирайся, гавнюк, и чтобы я тебя, мудака, неделю в кубрике не видел. Спи в трюмах, но если на тебя, шланг, пожалуется кто-то из машинистов, сдам тебя Мордасову, а он тебе свои обосаные брюки никогда не простит — законопатит за милую душу в дисбат. И не думай стучать Лупашину — не поможет. Пошёл вон!

Можно было и тёмную сделать — морду набить салабону, но это не по-советски… Да и некогда Лёхе было этим заниматься. У него были дела поважнее. Он успел до вечерней проверки сходить на пээмку и забрать у Батюся свою отмычку. Надо было готовиться к самоходу в город. Лёха сходил на КПП и позвонил Жанне. Узнав, что она сегодня вечером занята, а завтра с утра уезжает к своей дочке где и заночует. Так, что встретиться с ним она сможет только послезавтра вечером. Лёха пообещав прийти к ней, как только освободится, положил трубку. Можно было за это время отдохнуть и грамотно продумать план всей операции.

И начать с того, что в шхере необходимо поставить брагу. Спирт не совсем полезен, он сушит костный мозг, а брага приносит пользу, истощенному боевыми службами, молодому организму и действует на него укрепляюще — особенно, если она поставлена на варенье, несколько ящиков которого годки во время погрузки спустили в свою шхеру, не забыв присоединить к ним банку сухих дрожжей и пару мешков сахара. Под ёмкость освободили два огнетушителя ВПС-25. Емкость правда там небольшая, всего 25-ть литров браги в одном помещается, но зато она быстро выигрывается, что в условиях военной службы — немаловажно. Огнетушители помыли, залили водой, добавили нужные ингредиенты и поставили в шхере, в укромный уголок, подальше от любопытных глаз. И процесс — пошел. Через неделю можно было ожидать положительных результатов.