11. "В гегелевских оценках Шекспира, в целом высоких, удивляет характер придирок: неразборчивость, высокое вперемежку с низким...", из статьи отечественного литературоведа И.И.Гарина "Пророки и поэты", 1994 г.
"Что касается раздвоения личности, - бесцеремонно прервет меня увлекшийся читатель. - это вопрос спорный. Вы, что же, полагаете, что наш гений должен был, подобно Бену Джонсону, Марло, Нэшу и Грину, на досуге бражничать, драться и распутничать? Чтоб вы знали: "Перикл", как полагают специалисты, написан в соавторстве с писателем Джорджем Уилкинсом, автором прозаического произведения "Приключения Перикла, принца Тирского". Так вот, этот Уилкинс, помимо литературной деятельности и театральных дел, преуспевал также на иной ниве: он содержал таверну и дом терпимости. Или Филип Хенслоу, известный, выражаясь современным языком, импрессарио той эпохи: он одновременно владел лондонским театром "Роза" и борделем "Малая Роза". И у названных современников и почти коллег Шекспира оба рода деятельности неплохо совмещались! Более того, этот самый Хенслоу, живший, кстати, в Саутуорке ярдах в 90 от квартиры, которую снимал в упомянутом лондонском районе наш гениальный драматург, являлся церковным старостой местного храма Спасителя!.."
Пока велеречивый читатель делает паузу, чтобы набрать побольше воздуха для продолжения тирады, я умудряюсь вставить пару слов:
"Тем более странно, что Хенслоу, оставивший в своих дошедших до нас записках ("Дневник") подробные описания спектаклей в период с 1592 по 1603 годы, а также сведения о контрактах с актерами и драматургами и замечания о костюмах, декорациях, реквизите, ни словом не обмолвился о Вильяме Шекспире..."
"Возможно потому, - небрежно отреагирует читатель, - что деятельность Хенслоу была главным образом связана с труппой Слуг лорда-адмирала, т.е. с конкурентами трупп, в которых подвизался Шекспир... А вспомним шекспировских сотоварищей из Слуг лорда-камергера: актер Джон Хемингс, ведавший по совместительству финансовыми делами труппы, разбогател и подобно Шекспиру приобрел титул и герб джентльмена. Тот же путь прошли акробат Томас Поуп и актер Огастин Филипс. Близкий друг и компаньон драматурга Ричард Бербедж, талантливейший актер, признанный исполнитель трагических ролей Гамлета и Отелло, владел в Лондоне недвижимостью и совершал с ней хитроумные сделки. Хотите пример из другой оперы? Сам Вольфганг Амадей Моцарт признавался, что "моя - то есть его, Моцарта - единственная цель — это заработать как можно больше денег".
Наконец, о миросозерцании Шекспира: в 70-80 годы XVI века в елизаветинском театре была мода на комедии, а на рубеже веков большей популярностью у публики стали пользоваться трагические истории. Наш драматург просто следовал моде - только и всего. К тому же труппу лорда-камергера во второй половине 90-х покинул популярнейший комик Ф. Кемп, и Шекспиру поневоле пришлось переключиться на сочинение трагедий."
У меня нет слов, но я найду их...
12. "В течение последних лет жизни ушедший на покой драматург проживал
вместе со своей семьей в Стратфорде" (из книги С. Шенбаума, американского шекспироведа; издание 1970 г.)
... Между 1611 и 1613 годами знаменитый драматург, поэт и предприниматель, так сказать "немотивированно", прекращает дела, в том числе и литературные, продает свою, отнюдь немалую, долю в паях родного театра и покупает близ него доходный дом. В Стратфорде его ждет комфортабельный Нью-Плейс "с десятью каминами", куда он с достоинством переезжает...
"А вот здесь не соглашусь, - вновь встревает мой злой гений, - Шекспир бросил ремесло актера еще в 1605 году - в списке постоянных актеров труппы, датированном этим годом, он уже не значится. Один анонимный автор-современник Шекспира, явно имеет его в виду, когда пишет: "... сами они устали от сцены... покупают земельные участки в деревне и благодаря этому добиваются высокого положения и почета". С 1607 г. Шекспир сочиняет одну, а не две, как ранее, пьесы в год. Годы, видимо, брали своё, да и доходы росли так хорошо, что актерским заработком можно было пренебречь. Примерно то же можно сказать и о завершении карьеры в 1613 году: сгоревший "Глобус" требовал восстановления, и Шекспир продаёт свою долю, чтобы выплатить причитающиеся с него, как солидарно ответственного лица, 40 фунтов за стройматериалы и ремонтные работы. Не исключено, что болезнь, которую графологи и врачи, изучавшие поздние автографы Шекспира, определили, как "спастическую судорогу" (дрожь в кистях, не позволяющая писать), стала к тому времени прогрессировать. В этих обстоятельствах Шекспир решает продать и другой свой пай - в крытом театре "Блэкфрайерс" - чтобы иметь деньги для безбедной жизни.
"Может быть, и так, - не стану спорить я. - Другие врачи, к слову, изучив шекспировский почерк, поставили и другой, более страшный диагноз - рак роговицы!"
...Неизвестно, чем он занимается на досуге - скупает ячмень, варит пиво (в доме - это документально зафиксировано - хранились достаточные, чтобы не сказать избыточные, запасы ячменя, солода и прочих ингредиентов, необходимых для изготовления пенного напитка), курит трубку?..
"Ну, положим, кое-что известно, - важно замечает всезнающий читатель. - Во-первых, ячмень скупался в связи с неурожаем зерновых в холодном 1612 году - вообще не следует забывать, что жизнь Шекспира пришлась на разгар "малого ледникового периода в Европе", когда не только голландцы катались зимой на коньках по своим каналам; регулярно замерзала и Темза, от холодов нередко случались неурожаи, голод, болезни - вот почему наш Вилли скупал земли сельхозназначения и запасался ячменем; пиво варил, разумеется, не сам Шекспир, а квартировавший у него пивовар; во-вторых, есть сведения, что мэтр в 1613-1615 годах неоднократно наезжал в Лондон: выступал истцом и свидетелем в суде, проверял, как идут дела в принадлежавшем ему доходном доме, заходил в "свой" театр и консультировал актеров. Во время этих поездок мэтра сопровождал его зять, доктор Холл, что косвенным образом свидетельствует о нездоровье великого человека..."
...Итак, драматург, - продолжу я свой начинающий казаться мне бесконечным рассказ, - тихо затворился в своем большом стратфордском доме. Дом этот, к сожалению, не сохранился. Однако мне посчастливилось посетить другой, вполне благоустроенный «коттедж» на Хенли-стрит, в котором у Джона Шекспира и Мэри Арден родился третий по счету ребенок, нареченный Уильямом. Это далеко не фермерское, крытое соломой строение шекспировского тестя, в коем выросла Энн Хэтэуэй. Запомнилась следующая деталь: один из членов городского совета Стратфорда, прознав, что «джентльмен» Шекспир разбогател в столице, пишет ему письмо, в котором просит … правильно! – взаймы. Поразила меня первая строка этого письма, написанного за четыреста с лишним лет до моего визита в Стратфорд и тем не менее дошедшего до наших дней в полной сохранности. На пожелтевшей страничке четким крупным почерком было выведено: “My dear ffriend…” Это двойное f - забавная неправильность, живая черточка прошлого - так трогательно напомнило мне о далеком 17-м столетии, доброй старой Англии, загадочном человеке, приехавшем доживать свой век в родной провинциальный городок, который молодой Уилл, возможно, без сожаления покинул лет тридцать до того. Правописание в ту пору не устоялось, и потому не так уж и удивительно, что фамилия Шекспир могла писаться тогда четырьмя разными способами...
"Между прочим, - веско заметит мой читатель, - двойное "f" в начале слова в то время писали многие. Например, убийцу Кристофера Марло, согласно дошедшим до нас документам, звали Ингрэм Фризер (или Фрайзер). Так вот, фамилию этой темной личности без определенных занятий (считается, что Фризер зарабатывал игрой в карты) записали в протоколе как ffrizer, из-за чего впоследствии один ведавший архивом преподобный отец прочитал Archer. Сия ошибка несколько запутала позднейших исследователей, однако, истина в конце концов восторжествовала."
Не люблю я всезнаек, но благоразумно промолчу и продолжу свое повествование.
13. "Мой Willy, мой бесподобный Willy! Мой тезка - величайший комик, точно, как и величайший трагик из всех живших, живущих и (я почти готов сказать) долженствующих жить!" – В. Кюхельбекер
Итак, в 1616 году гений умирает, подарив миру свое богатое духовное наследие. А как насчет наследия материального? Сохранилось завещание, окончательно отредактированное душеприказчиком и другом Шекспира Френсисом Коллинзом за месяц до кончины нашего героя. В нем с мелочной дотошностью расписано, что и кому передается. Жене, например, - «вторая по качеству кровать» с периной, пуфиками и постельным бельем. Судя по тому, что автор завещания вообще "позабыл" о правах законной супруги и вписал ее имя задним числом, буквально между строк, можно предположить, что теплых чувств к жене он и в самом деле не питал. Во всяком случае в завещании нет традиционных для того времени оборотов вроде "моей преданной, горячо любимой жене..." По мнению одного из биографов (Питера Экройда), автор завещания не нуждался в общепринятой сентиментальности или не любил ее. Поскольку Шекспир не назначил жену своей душеприказчицей, а вместо этого передал практически всё движимое и недвижимое имущество старшей дочери, его жена Энн могла быть в каком-то смысле недееспособной. Некоторые считают, что великий драматург, даже будучи при смерти, решился на мистификацию: он, дескать, понимал: по обычаю, жена и без завещания должна получить треть с доходов покойного и право жить в принадлежавшем ему доме, не говоря о кроватях, поэтому и настоял на включении этой нелепости в завещание...
"Нелепость нелепостью, - не может не промолчать читатель, - а сколько споров по этому поводу вели британские специалисты между собой! Кто-то из знатоков английской бытовой культуры XVI века доказывал, что "первая лучшая кровать" предоставлялась почетным гостям хозяина, приезжавшим к нему, так сказать, с ночевкой. Кто-то другой убеждал, что "вторая" кровать в зажиточных семьях использовалась супругами исключительно для - я не боюсь этого слова - соития..."
"Это становится утомительным," - подумаю я и, сделав серьезное лицо, попытаюсь развить прерванную мысль.
...Но вот о рукописях и книгах в последней воле умиравшего – ни слова. Ни манускриптов, ни книг, даже образцов почерка Шекспира не сохранилось, кроме его крайне неразборчивых подписей (правда, у аристократов той поры было в моде подписываться неразборчиво, но ведь Шекспир - "сын плебея", как сказано в анонимных стихах, предпосланных второму фолио 1632 года). Да и подписи-то всякий раз были разными: то Shaks, то Shakspe, то Shakspeare и ни разу "по-правильному" - Shakespeare...
"Между прочим, - вновь влезает мой знаток, - есть авторитетное мнение Хранителя бумаг Ее Величества г-жи Джейн Кокс, что все шесть дошедших до нашего времени автографов принадлежат разным людям (!)".
"Ну, это личное мнение миссис Кокс," - досадуя на бестактность моего читателя, подумаю я и вспомню свое бюрократическое прошлое: мой
Спасибо автору.