Общеизвестно, что перед чарами египетской царицы Клеопатры не устояли два великих римлянина – Юлий Цезарь и Марк Антоний. Первый, правда, нашел в себе силы расстаться с молодой прелестницей (ему тогда шел пятьдесят третий год, ей - двадцать второй). Проведя с Клеопатрой в Египте около года, в течение которого знаменитый полководец успел победоносно повоевать со сторонниками малолетнего Птолемея XIII и совершить с царственной любовницей упоительное путешествие вверх по Нилу, диктатор вдруг задумался (или ему бестактно напомнили) о неотложных делах по восстановлению римской власти в Азии. В итоге он оставил-таки свою пассию в Александрии на девятом месяце беременности, коя благополучно разрешилась в положенный срок рождением мальчика, нареченного мамой Птолемей Цезарь. И когда сынок подрос, местные жители, обозвавшие его на свой эллинистический лад Цезарионом (точнее Кайсарионом или Кесарионом – в фонетике греческого языка тогда намечались перемены), стали утверждать, что лицом и осанкою он – ну, вылитый папа!
Примерно через год после своего отъезда из Египта наш выдающийся государственный муж, окончательно разделавшийся к тому времени как с внешними, так и с внутренними врагами, и получивший от сената и римского народа титул и власть «пожизненного диктатора», вспомнил о пленившей его сердце царице: он вызвал ее в Рим – якобы для переговоров и подписания договора о дружбе и взаимопомощи между Римской Республикой и Египетским Царством. Прибывшую в Вечный Город летом 46 г. до н.э. Клеопатру комфортно разместили на пригородной вилле диктатора, между прочим, официально женатого в то время на знатной римской матроне по имени Кальпурния (ей тогда было лет тридцать, не больше), состоявшей на тот момент в относительно счастливом браке со своим выдающимся супругом аж 13 лет.
«Относительно», поскольку у историков нет оснований утверждать обратное. Видимо, Кальпурния прощала великому человеку его многочисленные супружеские измены, понимая, что ее муж – человек не ординарный, или, проще говоря, гений. Даже наводнившие Рим слухи о том, что диктатор-де собирается стать адептом какой-то восточной религии, допускающей многоженство, жениться на Клеопатре и уехать с ней царствовать в Египет, наплевав на отеческие законы и богов и сделав Александрию столицей Римской державы, не произвели на Кальпурнию заметного впечатления. А если и произвели, то никак не отразились на внешне нормальных отношениях между законными супругами.
Прожив на два дома в течение приблизительно 20 месяцев, Цезарь, как мы знаем, пал под ударами заговорщиков, а его египетская возлюбленная не мешкая улизнула на родину, где, как полагают, приказала отравить младшего брата-соправителя, чтобы царствовать в гордом одиночестве.
Тем временем в Римском государстве возгорелась ожесточенная гражданская война, в ходе которой убийцы Цезаря были разбиты и, разумеется, убиты – все до последнего (кроме одного, некоего Кассия Пармского, казненного по приказу Октавиана то ли в 31 г. до н.э. в Афинах, то ли через год в Египте). В 41 г. до н.э. сорокалетний триумвир Марк Антоний, принявший по договоренности с коллегами власть над восточной половиной римских владений, встречается, «по делам», с Клеопатрой (ей тогда стукнуло 28 лет) и по уши в нее влюбляется. О течении и трагическом конце этого бурного романа хорошо известно, и нет нужды пересказывать здесь его перипетии.
Немногие, однако, знают, что примерно в то же самое время любвеобильная царица встретила и попыталась соблазнить еще одного, в своем роде выдающегося, человека, известного, пожалуй, всему миру не хуже, а то и лучше, чем Юлий Цезарь (не говоря уже о Марке Антонии). И звали этого, прослывшего впоследствии кровавым чудовищем, деятеля или, проще говоря, вселенского злодея, Ирод (Великий). Да, да, тот самый, который, если верить евангелию от Матфея и апокрифам, распорядился на склоне своих лет умертвить в Вифлееме всех младенцев мужеского полу в возрасте до двух лет включительно (историки скептически относятся к этим сообщениям, ссылаясь, в частности, на молчание античных источников). «Это не подлинная история, а миф или народное сказание, мрачное свидетельство воздействия на воображение современников наводящей ужас личности этого человека», отметил современный английский историк М. Грант. Своих сыновей Александра и Аристобула Ирод действительно велел повесить в 7 г. до н.э., но тем было тогда под тридцать…
В 41 г. до н.э. Луций Антоний и Фульвия – брат и тогдашняя жена Марка Антония – не нашли ничего более умного, как затеять в Италии войну против второго триумвира, Октавиана, будущего первого римского императора Августа. Эта авантюра закончилась для брата и жены плачевно – Октавиан взял их в плен, и обеспокоенному Марку пришлось спешно выехать в Рим, чтобы попытаться уладить дело миром. Дело действительно удалось уладить: непутевого Луция простили, а амбициозная Фульвия, не перенеся презрения и упреков мужа, вскоре умерла, что позволило триумвирам породниться – Октавиан отдал свою добродетельную и, как в один голос заявляли современники, миловидную сестру Октавию замуж за бабника, пьяницу, солдафона и буяна Марка Антония.
Тем временем (в 41 или 40 г. до н.э.) коварные парфяне, ведомые царевичем Пакором, вторглись в римскую провинцию Сирия и захватили ее. Заняв также Иудею, они свергли с иерусалимского престола римского ставленника, коим был тогда бездарный и пассивный этнарх/первосвященник Гиркан и при особе коего состоял его так сказать родственник (муж внучки), способный военачальник Ирод в должности тетрарха, т.е. правителя четвертой части (страны), ранг которого считался ниже царского. Захватчики провозгласили иудейским царем Антигона, племянника Гиркана, пообещавшего Пакору за такую милость, как пишет Иосиф Флавий, целую тысячу талантов серебром и целых полтысячи иудейских женщин (из знатный семей и, надо полагать, красивых).
Осторожному и удачливому Ироду удалось вырваться из цепких парфянских лап (в отличие от его родного брата Фазаэля, выданного парфянами Антигону, который довел того до самоубийства). Несчастный беглец бросился было за реку Иордан к соседям (арабам-набатеям), царю которых, Малиху, Ирод в свое время оказал кое-какие, и при том немалые, услуги (видимо, ссудил круглую сумму денег). Но арабы испугались Пакора (да и долг возвращать не хотелось) и дали беженцу знать, что парфяне, дескать, запретили им принимать его у себя. Пришлось бедолаге направить свои стопы в город Пелузий, служивший своего рода воротами на пути из Азии в птолемеевский Египет.
Пограничные египетские чиновники оперативно препроводили беглого принца в Александрию, где его приняла сама Клеопатра. Перед царицей предстал видный, атлетического сложения мужчина в расцвете лет (ему тогда было 33 года), телесная сила которого равнялась, по словам все того же Иосифа Флавия, силе его ума. А по словам французского историка религии Эрнеста Ренана, «Ирод был…остроумным, ловким, храбрым, сильным, не знающим утомления эллином в иудейском обличье». Наконец, по собственному признанию Ирода (в передаче Т. Моммзена), «он чувствовал влечение к грекам в той же степени, в какой питал отвращение к иудеям».
В беседе с царицей изгнанник продемонстрировал прекрасные манеры, хорошее владение греческим языком, отменное красноречие и знакомство с эллинской философией. Добавьте к этому превосходные организаторские способности и полководческий талант, о которых была наслышана владетельница Египта и которыми ее собеседник действительно обладал, и вы поймете, насколько этот человек заинтересовал ее. По сравнению с простодушным и не слишком образованным Антонием иудейский беженец показался ей идеалом правителя, к тому же – она это знала точно – имевшего влиятельных покровителей в среде римских оптиматов.
Напомним, что Антоний, ее «патрон» и возлюбленный, находился тогда в Риме и, неожиданно овдовев, по слухам, собирался жениться на сестре коллеги по триумвирату, что делало позиции царицы на любовном и прочих фронтах более чем шаткими. Короче говоря, иудейский изгнанник произвел на Клеопатру сильнейшее впечатление и как мужчина и как политик, и поэтому она предъявила ему все свои козыри, посулив самые высокие посты в своем царстве. Любовь в придачу подразумевалась. Казалось, что Ирод станет еще одним жрецом культа египетской «богини», тем более что, по мнению упомянутого выше Э. Ренана, «женщины составляли большую его слабость».
Однако случилось невероятное: все посулы, намеки, взгляды и наряды, не скрывавшие прелестей соблазнительных форм, были тактично проигнорированы. Не подействовало на беглого упрямца (или упрямого беглеца) воспетое поэтами разных народов и времен хваленое обаяние Клеопатры!
Видимо, красавица Мариам, гордая и добродетельная принцесса из Хасмонейского дома, выданная за Ирода несколькими годами ранее ее дедом, первосвященником Гирканом, являлась для «эллина в иудейском обличье» «магнитом попритягательнее» (выражаясь словами датского принца Гамлета). Впрочем, у Ирода до заключения брака с Мариам уже имелась одна жена по имени Дорида, дочь халкидского царька Птолемея, и вообще он был многоженец (всего историки насчитали у него десять жен), что допускалось в семитских государствах Сиро-Палестинского региона (Мариам же он в 29 г. до н.э. казнит по подозрению в супружеской измене, о чем, правда, потом будет сильно сокрушаться; в 28 г. до н.э. он повелит казнить и свою тещу, мать Мариам, о чем сокрушаться не будет).
Возможно, будущий «злодей рода человеческого» уже тогда уразумел, что связь с Клеопатрой ничего хорошего ему не сулит. Он любезно поблагодарил царицу за гостеприимство и, не тратя времени даром, отплыл в Рим, где проявил себя в глазах римских вождей с самой лучшей стороны (видимо, у его тамошних иудейских сторонников нашлись средства, достаточные для подкупа нужных людей).
Прошло еще лет шесть. Неугомонный Антоний дал Октавии развод, женился на Клеопатре, родившей ему троих детей (пару сыночков и лапочку-дочку), и, завидуя славе победителя парфян Вентидия, решил попытать военного счастья в далекой Армении, дерзнув оттуда «отмстить неразумным» парфянам и покрыть себя славой их победителя (дело закончилось позором: потеряв полвойска и легионных орлов, римский полководец с трудом унес из Закавказья ноги). Что касается Клеопатры, то она, проводив мужа до Евфрата и получив от него в награду за лояльность и любовь часть Сирии с Апамеей и Дамаском, а также Финикию без Тира и Сидона, заехала в Иудею к ловкачу Ироду, воцарившемуся там по рекомендации триумвиров и решению римского сената (оккупантов ранее изгнал из Сирии и Иудеи даровитый римский полководец Вентидий Басс (помянутый выше), сподобившийся в нескольких сражениях разбить дотоле непобедимых парфян вместе с их царевичем, погибшим в решающей битве; за эти победы Басс удостоился в Риме триумфа.
Поначалу вторая встреча между монархами носила сугубо деловой характер: царю пришлось договариваться с царицей об аренде им сельхозугодий в Заиорданье и окрестностях Иерихона (Антоний подарил эти, прежде иудейские и
