Я не сжигал поролоновый матрац!

Приснился сон, очень в духе рассказов Кафки. Меня привлекают не то к уголовной, не то к административной ответственности за то, что я несколько недель бомжевал, ночевал на каких-то чердаках, разводил там костры и сжёг какой-то поролоновый матрац, от чего было много огня и дыма, и обеспокоенные граждане подняли панику и сообщили об этом хулиганстве в соответствующие инстанции. Я помнил, что никакой матрац я не сжигал (возможно, это сделал кто-то после меня), и решил это упорно отрицать. Но, в то же время, я понимал, что уже сами чердаки с кострами на них - это какое-то «мыслепреступление», и я собирался обстоятельно разъяснить следствию ход моих мыслей по этому поводу и подвести под это какую-то убедительную идеологическую базу.

Следствие ведётся какой-то непонятной административной структурой. Я в каком-то кабинете, похожем на какую-то старую контору где-то в каком-нибудь провинциальном захолустье. Несколько столов, на которых небрежно разбросаны какие-то бумаги и канцелярские принадлежности. Какие-то люди, мужчины и женщины, суетятся вокруг и явно хотят побыстрее закончить со всеми делами и уйти с работы. Они, вроде бы, все, или большинство, так или иначе, в курсе моего дела, но никаких отрицательных эмоций ко мне не проявляют и, вообще, обращают на меня мало внимания. Я стою перед крайним столом, за которым сидел, и уже встаёт, чтобы уходить, какой-то худощавый мужчина с бородкой. Я спрашиваю его: куда и когда мне в следующий раз приходить по моему делу? Он отвечает как-то неопределённо, что не то мне позвонят, не то я сам должен позвонить. Я даже не понимаю, имею ли я сейчас право покинуть это помещение, чтобы мне куда-то идти.

Кажется, выхожу, и думаю о том, что мне почти точно грозит заключение. Но в этот момент начинаю как-то очень медленно просыпаться, и при этом вспоминать и догадываться, что все мои ночёвки на чердаках - были во сне, что это другая реальность, и что меня не смогут обвинить в том, что было во сне, а если и попытаются, то я в этой другой реальности буду для своих преследователей недоступен. И грозившая мне опасность как-то «обнуляется»…