О Робере -Француа Дамьене ( 9 января 1715 - 28 марта 1757) известно немного. Это был профессиональный лакей, которого приглашали на работу многие депутаты Парижского парламента. После странной истории воровства крупной суммы денег, он с семьей срочно покидает Францию и почему-то возвращается, чтобы совершить покушение на Людовика XV перочинным ножиком. Глядя на гравюру с предполагаемым героем этой темы, видно, что этот человек психически неуравновешен. Многие источники повторяют одну версию покушения: 5 января он смешался с толпой жаждущих аудиенции с королём, просочился сквозь охрану и нанёс ножиком удар в бок царственной особы. Рана оказалась поверхностной, но король потерял сознание. Как утверждают современники, Людовик XV вовсе не желал строгого наказания преступника, однако в дело вмешались депутаты Большой палаты парламента и Дамьена, который сотрудничал со следствием, приговороли к казне, которую во Франции не приводили в исполнение уже 100 лет. Меня очень удивила не жестокость самой казни, а просто фантастическая живучесть осуждённого, которая присуща только психически больным людям.
Второго марта 1757 г. Дамьена приговорили к ≪публичному покаянию перед центральными вратами Парижского Собора≫; его ≪надлежало привезти туда в телеге, в одной рубашке, с горящей свечой весом в два фунта в руках≫, затем ≪в той же телеге доставить на Гревскую площадь и после раздирания раскаленными щипцами сосцов, рук, бедер и икр возвести на сооруженную там плаху, причем в правой руке он должен держать нож, коим намеревался совершить цареубийство; руку сию следует обжечь горящей серой, а в места, разодранные щипцами, плеснуть варево из жидкого свинца, кипящего масла, смолы, расплавленного воска и расплавленной же серы, затем разодрать и расчленить его тело четырьмя лошадьми, туловище и оторванные конечности предать огню, сжечь дотла, а пепел развеять по ветру≫. ≪Наконец его четвертовали, — сообщает "Gazetted'Amsterdam". - Последнее действо заняло много времени, поскольку лошади не были приучены тянуть; тогда вместо четырех лошадей впрягли шесть; но и их оказалось мало, и, чтобы оторвать конечности несчастного, пришлось перерезать ему сухожилия и измолоть суставы... Говорят, что, хотя он и был закоренелым богохульником, ни малейшей хулы не сорвалось с его уст; лишь невыносимая боль заставляла его издавать ужасные вопли, и он часто повторял: "Господи Иисусе, помилуй, помоги мне, Господи". Весьма назидательной для очевидцев была забота священника церкви Святого Павла, который, несмотря на свой почтенный возраст, неустанно утешал осужденного≫. И вот рассказ караульного Бутона: ≪Зажгли серу, но пламя оказалось столь слабым, что лишь слегка опалило кожу с наружной стороны руки. Затем один из заплечных дел мастеров, высоко засучив рукава, схватил специально выкованные стальные щипцы фута в полтора длиной и принялся раздирать ему сначала икру правой ноги, затем бедро, потом с обеих сторон мышцы правой руки, потом сосцы. Палач сей, хоть и был человек дюжий, с большим трудом вырывал куски мяса, которое ему приходилось захватывать щипцами дважды или трижды с одной и той же стороны и выворачивать, и на месте изъятого всякий раз оставалась рана величиной с монету в шесть ливров. После этих терзаний Дамьен, много кричавший, но не богохульствовавший, поднял голову и оглядел себя. Тот же приставленный к щипцам палач железным черпаком захватил из котла кипящего варева и щедро плеснул на каждую рану. Затем к телу осужденного привязали тонкие тросы, прикрепленные с другого конца к сбруе: к ногам и рукам, по одному к каждой конечности. Достопочтенный Ле Бретон, секретарь суда, несколько раз поднимался к осужденному и спрашивал, не хочет ли он чего сказать. Тот отвечал отрицательно. При каждой пытке кричал адским криком: "Боже, помилуй! Господи, помилуй!". Несмотря на все мучения, время от времени поднимал голову и отважно оглядывал себя. Тросы на конечностях были затянуты так туго, что причиняли ему несказанную боль. Господин Ле Бретон еще раз взошел на плаху и спросил, не желает ли он чего сказать. Тот отказался. Несколько духовников поднялись и долго говорили с ним. Он охотно целовал поднесенное распятие, вытягивал губы и все повторял: "Господи, помилуй!".