Цицерон-антисемит

 Недавно, совершенно случайно я узнал, что в социальных сетях и специальной литературе Цицерона называют «первым антисемитом Древнего Рима» (вторым, оказывается, считают Тацита, третьим Ювенала и пошло-поехало). Крайне удивившись такой аттестации, я принялся выяснять, насколько обоснован ярлык, навешенный на моего героя в интернете. 
О числе источников нелестного реноме можно сказать «раз, два и обчелся». Первый, наиболее солидный и научный источник – соответствующий раздел книги крупнейшего российского антиковеда С.Я. Лурье «Антисемитизм в древнем мире. Попытки объяснения его в науке и его причины» (Петроград, 1922 г.). В этом своем капитальном труде, предисловие к одному из переизданий которого написали его ученики Лия Глускина и Марк Ботвинник, Соломон Яковлевич позволил себе отнести великого оратора к бесславной когорте «наиболее ярых римских антисемитов». Второй – относительно недавняя статья Розы Ляст «Об антисемитизме Цицерона», опубликованная в общественно-политическом и литературном журнале еврейской интеллигенции из СНГ в Израиле «Двадцать два» (Тель-Авив, № 121, 2001 г.).
Погрузившись в тему, я обнаружил, что вышеупомянутые авторы основывают свое мнение об антисемитизме Цицерона всего на двух его высказываниях об иудеях. Первое допущено в речи «О консульских провинциях», произнесенной в сенате в 55 г. до н.э. Это выступление оратор впоследствии распространил в качестве памфлета, направленного против своих политических врагов Авла Габиния и Л. Кальпурния Пизона. Собственно об иудеях (и «сирийцах») в речи сказано лишь то, что эти «народы рождены для рабского состояния». Приведенное суждение вырвано из контекста и требует кратких пояснений, которые, полагаю, уместно сделать позднее.
Второй, последний, но более серьезный антисемитский выпад, оказывается, содержится в выступлении Цицерона в суде (речь в защиту Л. Валерия Флакка, 59 г. до н.э.). Вот он:

«…Следующий вопрос — о недовольстве из-за золота иудеев. Вот, несомненно, причина, почему дело это слушается невдалеке от Аврелиевых ступеней. Именно из-за этого обвинения ты, Лелий, и выбрал это место и собрал эту толпу. *Ты знаешь, как велика эта шайка, как велико в ней единение, как велико ее значение на народных сходках.* Поэтому я буду говорить, понизив голос, чтобы меня слышали одни только судьи; ведь в людях, готовых натравить иудеев на меня и на любого честнейшего человека, недостатка нет; не стану им это облегчать…
(*В сетевых статьях антисемитского толка перед предложением, заключенным в «звездочки», часто помещается фраза: «Евреи принадлежат к темной и отталкивающей силе…»
Данный, заключенный между «звездочками», фрагмент приводится в сети в варьирующихся, но близких редакциях, например, в такой:

«Каждый знает, как многочисленна эта клика, как они держатся вместе и какую мощь они могут проявлять благодаря своей спаянности».

На Прозе.ру в подборке Егора Баженова http://proza.ru/2017/10/29/1419 находим:

«Евреи принадлежат к темной и отталкивающей силе. Кто знает (? – А.А.), как многочисленна эта клика, как они держатся вместе и какую мощь они могут проявлять благодаря своей спаянности».

На сайте https://servicefree.livejournal.com/2316201.html читаем: Марк Цицерон (римский оратор, II век до н.э. – умиляет это «II век до н.э.», поскольку Марку было всего 7 лет от роду, когда второй век завершился):

«Евреи принадлежат к темной и отталкивающей силе. Кто же не знает, как многочисленна эта клика, как они держатся вместе, какую мощь они могут проявлять благодаря своей спаянности?».

А вот еще один вариант, красующийся на сайте https://lorddreadnought.livejournal.com/45748.html:

«Евреи принадлежат к тёмной и отталкивающей силе. Мало кто знает, как многочисленна эта клика, как они держатся вместе и какую мощь они могут проявить благодаря своей спайке!»

Хотел бы отметить, что в тексте рассматриваемой речи фразы «Евреи принадлежат к тёмной и отталкивающей силе» НЕТ, она ВЫДУМАНА).

Но вернемся к тексту второго антисемитского выпада.
… О запрете вывоза золота сенат принимал строжайшие постановления и неоднократно в прошлом, и в год моего консулата. Бороться с этим варварским суеверием было долгом строгости, презирать, ради блага государства, толпу иудеев, нередко приходившую в ярость на народных сходках, — долгом высшего достоинства…
… В каждом государстве своя религия, Лелий, у нас - своя. Когда Иерусалим был независим, а иудеи — мирными, то совершение ими своих религиозных обрядов все же было несовместимо с блистательностью нашей державы, с достоинством нашего имени, с заветами наших предков; теперь — тем более, так как этот народ, взявшись за оружие, показал, каковы его чувства к нашей державе; насколько он дорог бессмертным богам, мы поняли, так как он побежден, так как сбор дани с него сдан на откуп, так как он порабощен…» (Выдержка из речи приводится по изданию: «Вестник древней истории», 1986, № 4. С. 188—215. Перевод с латинского - В. О. Горенштейна).
Другие варианты перевода я приводить здесь не буду, поскольку, на мой взгляд, они менее точны и к тому же более тенденциозны.

А теперь я намерен прокомментировать некоторые пассажи, которые могут быть не ясны пытливому читателю.
Прежде всего, надо сделать ряд общих пояснений. Патриций Луций Валерий Флакк принадлежал к аристократии римского общества, он сделал карьеру в армии, дослужившись до должности легата, а затем, что называется, с головой окунулся в политическую жизнь Рима. Популярность ему принесло деятельное участие в разоблачении так называемого заговора Катилины, позволившее Флакку получить наместничество в римской провинции Азия (западная часть азиатской территории современной Турции). В то время провинции рассматривались римлянами как «поместья римского народа», что на практике выражалось в более или менее откровенном грабеже провинциального населения, благодаря которому наместник и его окружение, включая римских всадников, занимавшихся откупом «федеральных» налогов, сказочно обогащались.
Не был, по-видимому, белой вороной и Л. Валерий Флакк, коль скоро его, вернувшегося из провинции с туго набитой мошной, привлекли к суду по обвинению в незаконном обогащении и разорении провинции. Главным обвинителем в процессе выступил некто Децим Лелий* (между прочим, «близкий человек Помпея»!), ездивший в провинцию и привезший оттуда свидетелей безобразий, учиненных Флакком.
*Не могу в связи с этим не улыбнуться, читая глубокомысленные комментарии авторов сетевых антисемитских статей, поясняющих доверчивым читателям, что «Лелий – один из друзей Цицерона». Как говорится, «with friends like these who needs enemies?» (c такими друзьями и врагов не надо).

Впрочем, Цицерон и его сенатская «партия», носившая в то время неформальное название «оптиматы», отлично понимали, что на самом деле иск, инспирированный членами первого триумвирата (Цезарь-Помпей-Красс; в данном случае, видимо, Помпеем и Цезарем), носит чисто политический характер и направлен на дискредитацию и разгром той враждебной триумвирам группировки, одним из лидеров которой был Цицерон. 
На всякий случай замечу, что «трехглавое чудовище» позднее всё-таки добилось своей цели, «пробив» по инициативе народного трибуна Клодия в народном собрании постановление о лишении Цицерона «земли и воды» (высылки за пределы Италии с лишением гражданских прав и конфискацией собственности). Характерно, что за это решение Цицерон назвал римский народ "разнуздавшимся".

На первый раз с нашим оппозиционером поступили гуманно – могли ведь и просто «случайно» зарезать, как позднее зарезали его противника – популяра (сейчас бы сказали «популиста») Клодия, действовавшего не только в собственных интересах, но и в интересах и на деньги Цезаря, погрязшего тогда в покорении «косматой» Галлии.
Отсюда понятно, почему Марк Туллий взялся выступить в суде на стороне пропретора Флакка, правда, в качестве его второго защитника (первым был авторитетнейший и почтеннейший оратор Квинт Гортензий).
Анализ выступления Цицерона в прениях сторон показывает, что он следует обычной тактике того времени, определяемой термином «диффамация», что в буквальном переводе означает «обесславливание», очернение стороны обвинения, включая свидетелей, представленных этой стороной, и, наоборот, всяческое восхваление подзащитного, его деяний и его славных предков.
Так, второй защитник обвиняемого не преминул напомнить суду о том, что второй обвинитель (некто Г. Апулей Дециан) приходится сыном Гаю Апулею Дециану - преступнику и предателю римского народа, осужденному по закону об «оскорблении величия» (этого самого народа) и переметнувшемуся к злейшему его врагу – понтийскому царю Митридату*.
*Другим примером дискредитации Цицероном представителя обвинения в ходе судебного процесса служит фрагмент его речи в защиту М. Фонтея, в которой оратор допустил двусмысленную остроту в адрес матери обвинителя, намекнув на то, что она содержала дом терпимости, а когда разорилась, сама стала содержанкой (Цицерон, Речь в защиту Марка Фонтея, IV.10).

Затем, разбирая жалобы этнических общин, населявших многонациональную провинцию Азия (азиатских греков, лидийцев, мисийцев, фригийцев, карийцев), на действия экс-наместника, Цицерон не скупится на оскорбительные насмешки в адрес этих народностей:
дескать, азиатским грекам свойственны «врождённое легкомыслие и взращённое воспитанием тщеславие…, по части же добросовестных свидетельских показаний и по вызываемому ими доверию греки немногого стоят»; они, оказывается, в суде следуют принципу «свидетельствуй ты за меня, а я за тебя»; «для них присяга это шутка, свидетельское показание – игра… С какой лёгкостью греки подписывают фальшивые счета!».

"Действительно, как можно относиться к свидетелям из азиатских греков, называвших кровожадного царя Митридата, по призыву которого в Азии перебили чуть ли не 80 тысяч римлян, «богом, отцом, спасителем Азии»? – могли бы подумать судьи, выслушав эти пассажи цицероновой речи.

В других своих речах оратор клеймил «других» греков: родосцы, оказывается, жестоки, сицилийцы склонны сутяжничать и хитрить, александрийцы – сплошь наглецы, лжецы, бестолочи. Даже материковые греки не без греха: афиняне непостоянны, а спартанцы, видите ли, не свободны от недостатков. Выслушав эту тираду, кто из добропорядочных римлян станет доверять свидетелям-грекам!?
Странно, что современные греки почему-то не обижаются на антигреческие выпады знаменитого оратора (неужели потому, что азиатских, александрийских и сицилийских греков теперь нет и в помине?).

Разумеется, наш оратор не может не лягнуть и остальных насельников провинции Азия. Насчет фригийцев он приводит поговорку «битый фригиец лучше небитого», а в отношении карийцев пословицу «если хочешь рискнуть, свяжись с карийцем». Далее Цицерон утверждает, что мисийцев в Азии презирают все, и потому выражение «последний из мисийцев» означает «самый презренный человек в мире».
«… А что сказать о Лидии? – вопрошает оратор. - Кто из греков когда-нибудь написал комедию, в которой раб, главное действующее лицо, не был бы лидийцем? Итак, оскорбляем ли мы вас (т.е. свидетелей обвинения – А.А.) тем,