Цицерон-антисемит

что решили опираться на ваше собственное суждение о себе?..»*
*В 69 г. до н.э. Цицерон защищал в суде наместника провинции Нарбонская Галлия Марка Фонтея, который довел до обнищания подчиненные римлянам местные галльские общины, обременив их тяжелые повинностями. Галлы пожаловались на Фонтея одному из своих племенных вождей, имевшему влиятельных покровителей в Риме. В итоге на Фонтея подали в суд, обвинив  в вымогательстве и ряде других злоупотреблений.
Цицерон, взявшийся защищать Фонтея, по привычке прибег к испытанному приему диффамации, обозвав галлов «большими любителями вина» и «изобретателями других напитков в том же роде». Намекая на то, что инициаторами иска на Фонтея явились рядовые галлы, Цицерон «на полном серьезе» уверяет судей: «нередко ум людей низших слоёв (в галльских общинах – А.А.), притуплен постоянным пьянством».
Ну как, мол, после этого относиться к обвинению, основанному на показаниях каких-то тупоголовых враждебных иностранцев и при том алкоголиков?! Как можно вообще доверять этому народу? Тем более, что галлы, дескать, «не соблюдают святость клятвы в своих свидетельских показаниях» и «не испытывают страха перед бессмертными богами». Однако нашему оратору и этого мало, он лишь переводит дух, после чего припоминает судьям, что римский народ долго и упорно воевал с галлами, отражая их варварские набеги: «лишь недавно (они – А.А.) были покорены нашими полководцами, недавно были укрощены оружием, недавно дали нам повод к триумфам и победным памятникам, недавно были в наказание лишены земли и городов по распоряжению сената — отчасти даже сразились с самим М. Фонтеем и лишь благодаря его полной трудов и лишений деятельности признали власть и господство римского народа».*
* Как сказано в одном из комментариев к этой речи, «даже современные французы, вообще доброжелательно относящиеся к Цицерону, в этом случае из патриотизма взяли сторону его врагов». И смех и грех.

Здесь Цицерон прямо не говорит, что галлы – народ, «созданный для рабства», но очень близок к тому, что он впоследствии скажет об иудеях и сирийцах.

Тут пытливый читатель может спросить: «А причем здесь евреи и упомянутое в речи «золото иудеев»?» Ответ прост – в провинции Азия проживала довольно крупная (численностью в несколько десятков тысяч человек) иудейская община. По сообщению Иосифа Флавия, ежегодно каждый иудей (мужчина старше 13 лет) диаспоры вносил в общую кассу взнос, составлявший две драхмы (полшекеля), на нужды иерусалимского храма.  Сбор и вывоз пожертвований на эти цели производился среди всех иудеев диаспоры в Италии и провинциях по специальному решению римского сената. Налицо явная правовая коллизия: с одной стороны, вывоз «валюты» сенат запретил, но «валюты иудейской» вроде как разрешил (Флакк мог не знать о том исключении, которое сенат сделал в отношении «золота иудеев»).
Как видим, оскорбив представителей коренного населения провинции Азия, а в другой, не рассматриваемой нами части речи опровергнув их обвинения, Цицерон переходит к «еврейскому вопросу». Но что значит «недовольство из-за золота иудеев»? Кто, собственно, недоволен?
В оригинале речи находим латинское слово invidia – зависть, ненависть, ревность. Из контекста видим, что Флакк реквизировал храмовые деньги, собранные «азиатскими» иудеями, что и вызвало их «недовольство», или, как переводят многие «ненависть». Однако комментаторы считают, что зависть/ненависть к еврейскому золоту питал наместник, недовольный тем, что такие большие деньги утекают у него между пальцами. Сторона защиты, ссылаясь на недавнее постановление сената о запрете вывоза «валюты» за границу, оправдывает реквизицию Флакка – ведь Иудея была в то время формально не зависимым от Рима государством.
Далее Цицерон докладывает судьям, что раскусил хитрость Лелия, организовавшего слушание дела невдалеке от Аврелиевых ступеней. Для неискушенного читателя непонятно, какую опасность несли эти Ступени для судебного процесса и лично для Цицерона.
Оказывается, разбирательство дела Флакка проводилось в так называемом Аврелиевом трибунале, сооружении, построенном в восточной части Форума на средства консула 74 г. до н.э. Аврелия Котты и напоминавшем античный театр с расходящимися веером скамьями для зрителей и судейскими креслами в проскениуме.
В речи в защиту Авла Клуэнция (66 г. до н.э.) Цицерон говорит:
«…как только обвинитель сгонял на них (на Ступени – А.А.) возбужденную толпу, не было возможности, не говорю уже — защищать обвиняемого, нет, даже встать для того, чтобы произнести речь ...»;
а в речи «О своем доме» (57 г. до н.э.) он обрушивается на оппонента:
«…Когда ты открыто вербовал на Аврелиевом трибунале, не говорю уже — свободных людей, нет, рабов, созванных тобой со всех улиц, ты тогда, видимо, не готовился к насильственным действиям!»;
наконец, в речи в защиту П. Сестия (56 г. до н.э.) он сообщает:
« … (На Аврелиевых ступенях – А.А.) под предлогом учреждения коллегий вербовали рабов... и призывали к насилию, к стычкам, резне и грабежу…»
Итак, мы начинаем понимать, что Ступени являлись традиционным местом сбора римского люда, рабов, вольноотпущенников, праздношатающихся, горлопанов, просто зевак и всякого сброда, желавших развлечься сценами политического противоборства между оптиматами и популярами. Когда разного рода демагоги и авантюристы типа Клодия, коих тогда в Риме было немало, хотели заручиться поддержкой толпы, они выбирали для этого именно Аврелиевы ступени.

А теперь мы подходим к главному антисемитскому фрагменту цицероновой речи, который не грех процитировать еще раз:


«Именно из-за этого обвинения ты, Лелий, и выбрал это место и собрал эту толпу. Ты знаешь, как велика эта шайка, как велико в ней единение, как велико ее значение на народных сходках. Поэтому я буду говорить, понизив голос, чтобы меня слышали одни только судьи; ведь в людях, готовых натравить иудеев* на меня и на любого честнейшего человека, недостатка нет; не стану им это облегчать...


*Здесь я вновь вынужден сделать примечание, поскольку в этом месте оригинала нет слова «иудеев», а употреблено указательное местоимение istos – «этих» (оригинал: neque enim desunt qui istos in me atque in optimum quemque incitent – вариант перевода: «ибо нет недостатка в тех, которые подстрекают этих против меня и против каждого из лучших граждан»); среди комментаторов фрагмента высказывалось мнение, что под «этими» Цицерон имел в виду иудеев-вольноотпущенников, имевших доступ к участию в народных сходках и голосованию в народном собрании


...О запрете вывоза золота сенат принимал строжайшие постановления и неоднократно в прошлом, и в год моего консулата (63 г. до н.э. – А.А.). Бороться с этим варварским суеверием (сбором и передачей денег для нужд Иерусалимского храма – А.А.) было долгом строгости, презирать*, ради блага государства, толпу иудеев, нередко приходившую в ярость на народных сходках, — долгом высшего достоинства...»


*Еще одно примечание: в оригинале употреблен глагол contemnо – не уважать, не обращать внимания, игнорировать; некоторые комментаторы полагают, что «презирать» - в данном контексте слишком сильно сказано


Любознательный читатель не может здесь не воскликнуть: «Как, неужели в Риме эпохи Поздней республики проживало столько иудеев, что они собирались в столице «толпами» и, более того, являлись полноправными римскими гражданами, участвуя в работе народного собрания – этого важного республиканского института, в рамках которого избирались все главные магистраты государства – консулы, преторы, эдилы, квесторы, наместники провинций?!»

Вынужден признать, что ответить на этот вопрос с позиций строгой исторической науки нелегко. Но попробуем разобраться. Скорее всего, иудейская диаспора в Вечном городе возникает не раньше II в. до н.э. Помянутый нами авторитетный отечественный антиковед С.Я. Лурье пишет:
«О еврейском населении Древнего Рима первые письменные сведения появляются в середине II века до н.э. Еврейские купцы приплывали в Рим из Александрии, крупнейшего центра средиземноморской торговли, в котором проживало немало евреев. По большей части это были не ортодоксальные иудеи, а эллинизированные, покинувшие землю предков ради жизни в этом античном мегаполисе». Рим в то время регулярно импортировал из Египта хлеб, шедший на раздачи римскому плебсу.
С того же века, точнее с  161 г. до н.э., берут начало официальные межгосударственные отношения между Римской республикой и Иудеей Маккавеев. В Ветхом Завете это, кстати, описывается в следующих тонах:
«Тогда избрал Иуда [Маккавей] Евполема… и Иасона… и послал их в Рим, чтобы заключить с ними (римлянами – А.А.) дружбу и союз; и чтобы они сняли с них иго, ибо они видят, что Еллинское царство (Сирия Селевкидов – А.А.) хочет поработить Израиля. Итак, они отправились в Рим, хотя путь был очень долгий, и вошли в собрание совета (на заседание римского сената – А.А.) и, приступив, сказали: Иуда Маккавей и братья его и весь народ Иудейский послали нас к вам, чтобы заключить с вами союз и мир и чтобы вы вписали нас в число соратников и друзей ваших» (I Макк, 8:17—20;  далее в Библии приводится текст договора о дружбе и взаимопомощи между двумя государствами.

Впрочем, позднее римлянам стало не до своих новых союзников. Им пришлось подавлять восстания в Македонии, Испании, Малой Азии и на Сицилии, а также добивать Карфаген. А тут еще обезземеливание тружеников римского села привело к реформам братьев Гракхов…
На этом масштабном историческом полотне мы с удивлением обнаруживаем загадочный мазок, представленный эдиктом претора по делам иностранцев Гн. Корнелия Сципиона (139 г. до н.э.) об изгнании из Рима «халдеев» за обман простого народа «весьма темными прорицаниями». Преторский эдикт предписывал также «возвратиться домой», т.е., как мы бы сейчас сказали, на историческую родину, «тем, которые притворным почитанием Юпитера/Зевса Сабазия старались повредить обычаи римлян» (источник - Валерий Максим, «Об изречениях и достопамятных делах», Глава III, 1772, 62). В Электронной еврейской энциклопедии (ЭЕЭ) это сообщение римского писателя (жил в первой половине I в. н.э. при императоре Тиберии) почему-то трактуется таким образом, что претор изгнал из Рима «всех евреев, не имевших римского гражданства».
Поскольку мне не удалось погрузиться глубже в исторические дебри данного вопроса и выяснить основания для трактовки, приведенной в ЭЕЭ, могу лишь предположить, что Валерий Максим обозвал Сабазием иудейского бога Яхве (иудеям ведь запрещалось называть вслух имя Господа). Таким, заимствованным у греков именем, римляне, слабо разбиравшиеся в восточных религиях, называли верховного бога, которого почитали различные варварские племена, обитавшие к востоку от Италии, включая абсолютно чуждых римскому народу и презираемых им фригийцев и сирийцев. К тому же этноним «халдеи» можно как-то связывать с далекими предками сынов Израиля в силу того, что внук Ноя и отец Авраама, библейский персонаж по имени Фарра, происходил из города Ура Халдейского.
Так вот кто, если верить ЭЕЭ, оказался первым антисемитом Римской республики! Нет, граждане, это вовсе не Цицерон, а Гней Корнелий