На военном аэродроме «Соколиные горки» царил хаос, прекрасный и торжественный. На единственном вытоптанном поле собралось полрайона, от мала до велика. Бабушки в платочках, школьники с криками «смотри-смотри!», местное начальство на импровизированной трибуне. Воздух дрожал от гула моторов и возбуждённого говора. Сегодня было главное событие лета - Авиашоу.
Небо чётко поделили на зоны ответственности. В верхнем эшелоне парили жёлтые каскадёры, выделывая немыслимые кренделя на своих ярких спортивных самолётах. Чуть ниже сновали синие милицейские вертолёты, безуспешно пытаясь уследить, чтобы кто-нибудь из зрителей не полез на взлётную полосу. А на земле, у белых фургончиков с красными крестами, толпились медики-спасатели в белоснежной форме, с тоской поглядывая на буфет с пирожками.
В эпицентре этой суматохи, словно островок абсолютного спокойствия, находился каскадёр Жора по прозвищу «Жёлтый Дьявол». Свой коронный номер - прыжок с крыши ангара на движущийся грузовик, он уже отработал на ура, сорвав оглушительные аплодисменты. Теперь его законным правом был отдых. И он нашёл для него идеальное убежище - старый, допотопный сарай для хранения сена на самом краю лётного поля.
Забравшись внутрь, Жора сладко потянулся. Прохладная полутьма, густой запах сухой травы и пыли... Рай. Достав из потайного кармана своей ярко-жёлтой формы запотевшую фляжку с пятизвёздочным коньячком и свёрток с закуской: сало, лук, хлеб, он пристроился поудобнее в сене.
- Вот она, жизнь каскадёра, - философски размышлял Жора, - минуты славы и часы заслуженного покоя.
А в небе в это время готовился главный номер программы, трюк, ради которого, собственно, и собралась большая часть зрителей. Его название будоражило кровь: «Жертва во спасение». Диктор с пафосом, срывающимся на визг, прокричал в микрофон:
- Дамы и господа! Сейчас вы станете свидетелями невозможного! С высоты три тысячи метров с воздушного шара будет сброшен человек... БЕЗ ПАРАШЮТА!
Толпа ахнула.
- Но не спешите хоронить его! - продолжал диктор. - С полутора километров ему на выручку бросится наш бесстрашный спасатель! Он должен настигнуть падающего, схватить его в воздухе, и лишь только тогда - раскрыть парашют!
На самом деле, конечно, всё было не так героически. Вместо живого каскадёра с воздушного шара сбрасывали манекен по имени Вася, наряженный в такую же жёлтую униформу. Трюк был новый, неотработанный, и руководство, памятуя о внезапных порывах ветра и прочих «сюрпризах», решило не рисковать живыми людьми. Секрет знали только трое: пилот шара, спасатель и начальник шоу, нервно кусавший ногти на трибуне.
И вот манекен Вася, беззаботно болтая надувными руками и ногами, полетел вниз. Вслед за ним, как и было положено, с криком «Полундра!» ринулся спасатель. Но июльская жара внесла свои коррективы. Тёплые восходящие потоки подхватывали манекена и спасателя, как пушинки, и разбрасывали их в стороны. Они сближались, их руки были вот-вот готовы сцепиться... и очередной восходящий поток швырял Васю в сторону.
- Чёрт! - выругался спасатель, глядя на стремительно приближающуюся землю.
Пятьсот метров... четыреста... триста... Высота критическая. Процедура есть процедура.
- Прости, дружище, не судьба, - прошептал он, дёрнул за кольцо, и над его головой распустился белый купол парашюта.
А манекен Вася, не обременённый инстинктом самосохранения, продолжил своё стремительное падение, описывая в воздухе замысловатые пируэты. Тысячи глаз, полных ужаса и мазохистского любопытства, провожали жёлтую фигурку. На трибуне воцарилась мёртвая тишина. И тут... раздался оглушительный, сухой треск. Манекен, словно метеор, проломил ветхую крышу того самого сарая, где в блаженной нирване почивал самый что ни на есть настоящий, живой и уже изрядно поддавший Жора.
Спустя считанные секунды к сараю, визжа шинами и воя сиренами, подкатили «скорая» и милицейская «буханка». Медики в белом, не посвящённые в тонкости трюка, с лицами, полными профессиональной скорби и неистребимого любопытства, бросились к развороченному строению. Начальник шоу, бледный как полотно, бежал за ними, беззвучно шевеля губами.
Они принялись разгребать доски, готовясь к самому худшему. И в этот момент... из-под груды обломков медленно поднялась фигура. Весь в пыли и сене, с соломинкой за ухом и с почти пустой флягой в руке, стоял живой и, что характерно, абсолютно невредимый каскадёр Жора. От него так и веяло ароматом дорогого коньяка и полного, абсолютного недоумения.
Он осоловело посмотрел на спасателей в белом, на перекошенное лицо начальника, на зияющую дыру в крыше, за которой синело безмятежное небо. В его затуманенном мозгу сложилась единственно возможная, с его точки зрения, картина произошедшего. Коллеги... его же коллеги!.. решили его... «ликвидировать» прямо во время отдыха! Высшая форма профессиональной подставы!
И тогда, с чувством глубочайшей, почти артистической обиды, Жора изрёк свою коронную фразу, которую обычно использовал после особо провальных репетиций:
- Я... я с вами больше работать не буду!..
На аэродроме воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь довольным похрустыванием сена под ногами манекена Васи, безмятежно валявшегося в углу сарая с дурацкой улыбкой на надувном лице.
Небо чётко поделили на зоны ответственности. В верхнем эшелоне парили жёлтые каскадёры, выделывая немыслимые кренделя на своих ярких спортивных самолётах. Чуть ниже сновали синие милицейские вертолёты, безуспешно пытаясь уследить, чтобы кто-нибудь из зрителей не полез на взлётную полосу. А на земле, у белых фургончиков с красными крестами, толпились медики-спасатели в белоснежной форме, с тоской поглядывая на буфет с пирожками.
В эпицентре этой суматохи, словно островок абсолютного спокойствия, находился каскадёр Жора по прозвищу «Жёлтый Дьявол». Свой коронный номер - прыжок с крыши ангара на движущийся грузовик, он уже отработал на ура, сорвав оглушительные аплодисменты. Теперь его законным правом был отдых. И он нашёл для него идеальное убежище - старый, допотопный сарай для хранения сена на самом краю лётного поля.
Забравшись внутрь, Жора сладко потянулся. Прохладная полутьма, густой запах сухой травы и пыли... Рай. Достав из потайного кармана своей ярко-жёлтой формы запотевшую фляжку с пятизвёздочным коньячком и свёрток с закуской: сало, лук, хлеб, он пристроился поудобнее в сене.
- Вот она, жизнь каскадёра, - философски размышлял Жора, - минуты славы и часы заслуженного покоя.
А в небе в это время готовился главный номер программы, трюк, ради которого, собственно, и собралась большая часть зрителей. Его название будоражило кровь: «Жертва во спасение». Диктор с пафосом, срывающимся на визг, прокричал в микрофон:
- Дамы и господа! Сейчас вы станете свидетелями невозможного! С высоты три тысячи метров с воздушного шара будет сброшен человек... БЕЗ ПАРАШЮТА!
Толпа ахнула.
- Но не спешите хоронить его! - продолжал диктор. - С полутора километров ему на выручку бросится наш бесстрашный спасатель! Он должен настигнуть падающего, схватить его в воздухе, и лишь только тогда - раскрыть парашют!
На самом деле, конечно, всё было не так героически. Вместо живого каскадёра с воздушного шара сбрасывали манекен по имени Вася, наряженный в такую же жёлтую униформу. Трюк был новый, неотработанный, и руководство, памятуя о внезапных порывах ветра и прочих «сюрпризах», решило не рисковать живыми людьми. Секрет знали только трое: пилот шара, спасатель и начальник шоу, нервно кусавший ногти на трибуне.
И вот манекен Вася, беззаботно болтая надувными руками и ногами, полетел вниз. Вслед за ним, как и было положено, с криком «Полундра!» ринулся спасатель. Но июльская жара внесла свои коррективы. Тёплые восходящие потоки подхватывали манекена и спасателя, как пушинки, и разбрасывали их в стороны. Они сближались, их руки были вот-вот готовы сцепиться... и очередной восходящий поток швырял Васю в сторону.
- Чёрт! - выругался спасатель, глядя на стремительно приближающуюся землю.
Пятьсот метров... четыреста... триста... Высота критическая. Процедура есть процедура.
- Прости, дружище, не судьба, - прошептал он, дёрнул за кольцо, и над его головой распустился белый купол парашюта.
А манекен Вася, не обременённый инстинктом самосохранения, продолжил своё стремительное падение, описывая в воздухе замысловатые пируэты. Тысячи глаз, полных ужаса и мазохистского любопытства, провожали жёлтую фигурку. На трибуне воцарилась мёртвая тишина. И тут... раздался оглушительный, сухой треск. Манекен, словно метеор, проломил ветхую крышу того самого сарая, где в блаженной нирване почивал самый что ни на есть настоящий, живой и уже изрядно поддавший Жора.
Спустя считанные секунды к сараю, визжа шинами и воя сиренами, подкатили «скорая» и милицейская «буханка». Медики в белом, не посвящённые в тонкости трюка, с лицами, полными профессиональной скорби и неистребимого любопытства, бросились к развороченному строению. Начальник шоу, бледный как полотно, бежал за ними, беззвучно шевеля губами.
Они принялись разгребать доски, готовясь к самому худшему. И в этот момент... из-под груды обломков медленно поднялась фигура. Весь в пыли и сене, с соломинкой за ухом и с почти пустой флягой в руке, стоял живой и, что характерно, абсолютно невредимый каскадёр Жора. От него так и веяло ароматом дорогого коньяка и полного, абсолютного недоумения.
Он осоловело посмотрел на спасателей в белом, на перекошенное лицо начальника, на зияющую дыру в крыше, за которой синело безмятежное небо. В его затуманенном мозгу сложилась единственно возможная, с его точки зрения, картина произошедшего. Коллеги... его же коллеги!.. решили его... «ликвидировать» прямо во время отдыха! Высшая форма профессиональной подставы!
И тогда, с чувством глубочайшей, почти артистической обиды, Жора изрёк свою коронную фразу, которую обычно использовал после особо провальных репетиций:
- Я... я с вами больше работать не буду!..
На аэродроме воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь довольным похрустыванием сена под ногами манекена Васи, безмятежно валявшегося в углу сарая с дурацкой улыбкой на надувном лице.
Я уже читала и даже оставила коммент ,
а здесь ни оценки, ни коммента.