Белый шум, белый снег, белый город,
хвост летящего вниз метеора,
норовящего точку поставить
в неразгаданности полуяви,
обозначить всё ясно и чётко,
где границы, где только намётка,
пригвоздить лёгкий бриз осязанья
изнутри пузырьками нарзана,
осадить их кристаллами соли,
не мерцали чтоб, остро кололи.
Белизною одето коварство,
свет улыбки она, но зубаста,
вечный цвет эклулапа и страха
и последняя в жизни рубаха.
Как мерило она и основа
для безудержного и цветного,
как конец чистоты и начало
для того, что звучит и звучало,
для того, что пульсирует, бьётся
и стремится согреться на солнце.
|
