Грачу где-то дьявол подкинул кусочек мясца,
Но грач – не ворона, он много хитрее, зараза,
А может, стыдливей? Ведь в крике его хрипотца,
А хрип только звёздам эстрад добавляет экстаза.
Короче. Грачуга, зажав в клюве вырезки шмат,
Летел, озирался, искал, где присесть безопасней,
Конечно, он чудной находке был счастлив и рад,
Но всё ж был не глуп, и знаком с пресловутою басней.
Её он от тёти в младенчестве как-то слыхал
И крепко в умишке держал ситуацию с сыром,
Он свято уверовал, что ни хитрец, ни нахал
Свой слух не утопит в вокале грачуги хрипливом.
- Пускай сто лисиц сто часов уговоры ведут
И пусть называют меня хоть великим Армстронгом,
Но я не простак, лестью лисью не буду «обут»,-
Вот так размышлял грач неспешно и явно с апломбом…
Походкой развязной под дуб прошагала лиса
И скинула рыжую шубку, блеснув наготою,
И стоило птичке увидеть лисы телеса,
Как сердце взбесилось, а клюв ослабел сам собою.
Лиса, взяв добычу, обнюхала с чувством её,
Кивнула довольно, мол, всё в габаритах кондиций,
И быстро в шубейку закутала тело своё,
Не дав «хитрой» птичке сполна наготой насладиться.
А грач, как придурок, на дубе сидел и икал,
Избитый нагайкой своих безусловных рефлексов,
И, как ни обидно, но всё-таки он понимал:
Рождённому каркать не есть шашлыков и бифштексов! |
