В блаженной тиши убаюкиваю чадо.
И женщины у сладкой колыбели,
Свои присутствием толкуют мне: не надо,
Навязывать малышке свои трели.
Ей не нужны мелодии кантаты,
И марши ее доле не нужны.
Она в утробе видела закаты,
Ее принявшей выжженной страны.
И радиация далекой Хиросимы,
Оставило на плечике узор,
А в стареньком распятом пилигриме,
Она приняла страхи и позор.
И пережитки доблестной планеты,
Придет момент, потомкам передаст.
Одним я счастлив, в божеском завете,
Ее не тронет хитрый педераст.
И старый конюх может не предаст,
Огню и тлению мирскому,
Вновь нарожденный детский ум.
И по веленью вечных дум,
Еще одна ступень полета,
Пройдет в блаженствие, без гнета. |
