Ваэлита Пусулина
ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ
(МУЗЕЙНЫЙ ДЕСЕРТ)
Нас пригласили в залы
Самарского музея.
Чудесного немало!
Пройдемся, поглазеем?
Когда-то здесь бывали
Заправские поэты,
Кричали,оглашали
Футуристо куплеты...
А нынче дамы в буклях,
В парчовых кринолинах
Глядят с картин пожухлых,
Печальны на смотринах.
При дамах — кавалеры,
Фортуны фавориты.
Французские манеры,
Надушены, побриты.
В кудрях белеет пудра,
Румяна на ланитах;
И непристойно мудро
Глаза полуприкрыты.
Но мы проходим мимо
Нас манит зал Востока
(По лестнице недлинной,
Где Прометей высоко).
1
Цилинь-единорог
Как будто тут и был,
Цилинь — даритель счастья,
На полочке застыл
Рогатый и клыкастый.
Широкий, враскоряк,
Забавностью маня,
Нестрашный жирный хряк,
Он радует меня
2
Лев-Фо
Вся плоть его пуста,
Зияет щель-копильница;
Дымит пучок листа
Из тулова курильницы.
Узорностью боков
Он важно бронзовеет
И зелень — груз веков —
На нас почтеньем веет.
3
Желтая ваза с драконами
Удары крыл, когтей обрушив,
Сдавив врага в кольце объятий,
Согласие стихий нарушив,
Они сцепились, как заклятье.
Узорно тело распласталось
На кругло-желтом гладком поле
Четыре запаха осталось
Немой драконьей битвы боли.
Синеют кобальта чешуйки,
Летает грива лентовеем,
Тигровых лап большие шпульки
Скребут, орлово когтенея.
Я славлю имя Чжен Гэми,
Чей иероглиф на фарфоре.
Чьим замыслом так сплетены.
Драконы в боевом уборе.
4
Нефритовая пластина с изображением мальчика
Держи квадратную пластину —
Востока Дальнего привет!
О! С ней нефрита властелины
Продляли свой жестокий век.
Нефрит звенит, поет, блистает
Слюной драконьего плевка,
Страну бессмертья обещает,
Где жизнь игрива и легка.
Запечатлен на камне мальчик,
Чья жизнь — пионовый роман.
А имя — Бао-юй — на счастье,
Садов тумановый обман.
Он возлежит невинно, мило,
Ладошку в щеку уперев…
А красота его губила
И юных жен и хрупких дев.
«Сон в красном тереме»,
Здесь на куске нефрита,
В саду затерянном
Для многих неофитов.
5
Японская ширма
Четыре рамки ровно в ряд,
Оклеены тончайшим и шелком,
И створок праздничный наряд
Расшит умелою иголкой.
Не хризантема — плод трудов,
И не пион — цветок богатства,
Не гордый лотос — царь прудов,
Здесь ветки сливы к нам клонятся.
Каскад сливовых лепестков —
Намек на зарожденье года.
Знак Ян у беленьких цветков,
Знак Инь — корявый ствол урода.
Под сенью слив родился Ли,
Дитя и старец — дивный гений,
Мудрец для всех концов земли,
Пример для многих поколений.
6
Китайская ваза с фениксами
На твоем носочке белом,
Как на вазочке китайской,
Нарисована картинка.
Это очень хорошо!
Женя Бабушкин
Застыла снеговая плоть
В ленивом, плавном танце,
И сна не в силах побороть,
Все помнит имя Канси.
Вот треугольный гриб личжи —
Гость небывалых павильонов,
И фенхуанов строй кружит
Над ровной полосой пионов.
Внизу на круглой ножке — веер
Широких лепестков лотóса,
А выше, на точеной шее,
Узор банановый набросан...
Фарфор китайский, белый
Сравни с носочком девы,
Укрась его картинкой,
Воспой для инфантинки,
И будет хорошо!
7
Дворцовая сцена
(Раджпутская миниатюра
)
Закатных прохлад ожидая,
В покоях принцесса сидит.
Служанки смеются, играя,
Мелодия тихо звучит
На мраморных плитах террасы
Затейлив девичий букет
(Им ткани парчовой кирасы
Заменят французский корсет).
Причудлив убор танцовщицы —
Подвески, браслеты звенят.
Как перышки трепетной птицы
Искрится блестящий наряд.
Там клумбы из маков багряных
Украсили каменный двор.
Хрустальные струи фонтана
Рисуют прозрачный узор.
Шесть рыбок под зеленью водной,
Как в лунной тени, в полутьме,
Резвятся легко и свободно —
На воле, а все же в тюрьме.
Роскошны цветы на завесах.
Не встретишь таких на земле…
Бледна и недвижна принцесса,
Усталость на белом челе.
Так долго; сегодня и завтра
Продлится прекрасной тоска.
Нам кистью неведомый автор
Оставил ее на века.
8
Дорога на шабаш
(Картина Диаза де ла Пеньи «Цыгане»)
Ночь-колдунья высоко в горах
По провалам и кручам раскинула чары,
Точно цыган птицелов свои сети-силки.
Грозно-хмурые тучи, бездомные странники,
Пляшут на небе
Пламенный танец, озаренные луносиянием.
Вот они скрыли луну, схоронили от ветра-волка,
Вечного сторожа Ночи.
Воет волк без луны, тоскливо ему,
Вой несется по кряжам кремнистым,
Гулкие скалы эхом-стоном ему отвечают.
Окутало землю слоистой вуалью,
Все живое заснуло.
Зорко Ночь озирает вокруг недреманным янтарным оком,
Круглым глазом совы.
Трусливые серые мышки попрятались в норки,
Тишина замерла.
Стало вдруг так пронзительно жутко.
Отправятся нынче на шабаш цыгане и юные ведьмы.
По узкой замшелой тропинке
Беззвучно ступают босые девичьи ножки.
Светятся нежные пальчики их на камнях, на лишайниках,
Точно жемчужинки белые порванных бус.
Рыжая девочка, что полуведьма пока, оробела,
Впервые на вечер волшебный звана.
Другая, смуглянка, притворная скромница, тихо ее ободряет,
Касаясь рукой, принимая с лукавой улыбкой объятия
Сказочной Ночи.
Третья в тени потонула, все более делаясь тенью.
Ученик чародея в белой рубашке, спешит впереди,
Как светильник, подняв над собою премудрую старую птицу.
Златовласка, синеглазая Лайла-малышка, дрожит и трепещет
В предчувствии страшного праздника…
Радостно корчат гримасы ущелья.
Кривятся, танцуя, корявые тени деревьев.
Вот такую картину завещал нам веселый художник,
Полуиспанец, полуфранцуз.
Он тоже, когда-то бродил по цыганским путям,
Чтобы найти дорогу на гору колдуний. |
