Одиноко, грустно, больно и печально в тоже время.
Серо мокро и противно и довольно грязно тоже.
На столе в зеленой клетке без эмоций жил стакан.
Это я его заставил, наложил табу на все,
Тоже мне хозяин-барин наливай в него и все.
Нет границы между спиртом, водкой, виски и вином.
И теперь сидит он в клетке не довольный каждым днем.
Я его кормлю, конечно, из воды весь рацион,
Он кричит еще мне мало, наливай, давай бурбон.
К слову раньше был скромнее, не кричал, не ел не пил.
А потом с пути прямого друг его граненый сбил.
Тот товарищ был повеса весельчак и дебошир.
Как ему и предвещалось, он разбился, как и жил.
До краев все, наливая, меры больше он не знал,
И кричал, какого края, наливай, тебя сказал.
Мой стакан вдруг стал меняться, куролесить стал и врать,
И домой не возвращаться и ночами пропадать.
Надо было, что-то делать я хотел поговорить,
Ну а он не стал, и слушать приказал мне уходить.
Я не мог терпеть то хамство, все под ключ и на замок.
Ну а наш стакан несчастный не на шутку занемог.
Он синел, бледнел и кашлял, возмущался и кричал.
Ну и что к зеленой клетке я его ведь не толкал.
Сам он стал марионеткой, извини уж селяви
И теперь сиди ты в клетке и молчи там из нутрии.
|