И дернуло меня, ее любви коснуться.
Я утонул с безбрежие очей.
И тот журавль, что от рожденья куцый,
Взлетел на небо с криком: я ничей.
Синицу не ловил – зачем мне пташка,
Мне нужен был журавль, как без него.
Я в этом мире тоже – не букашка,
И прикасался тоже до всего.
И нес вульгарно в теле пошлой сути,
Предел добра, а может быть и зла.
И не рискнул на дне проклятой мути,
Взять за рога предателя-козла.
И спасовал пред истиной тревожной,
Взахлеб глотал глаголы бытия.
И к цели шел, что оказалась ложной,
А в людях видел собственное я.
Теперь жалею, надобно синицу,
Сама просилась в голод по весне,
Держать в руках подобно славы птицу.
Я мне журавль, хотя сидел в седле. |
