История от царей до секретарей.
История страны - событий тени, Нам предстаёт не просто суммой дней, А сменой резких взлётов и падений Когда-то ею правивших царей. Их дел, ошибок, зверств и устремлений, Ума потёмок, редких просветлений, Убийств и казней, битв и страшных войн, Она - лишь жизни призрак неживой.
И в чём же смысл историей гордиться? Она – событий разных череда. Но только для того она годится, Чтоб с грустью устыдиться иногда. Чем жадно пить вино патриотизма, Уж лучше знать не миф, а правду жизни. И разве не гордился б патриот, Когда б совсем другой тут жил народ?
Да, так же бы он оды пел державе, Совсем другой историей гордясь, И так же б упивался чуждой славой, Ей упиваться призывая нас. Свиреп и грозен был когда-то Молох, Но появилось в мире много новых. Россия и какой-то скользкий змей… Какой из идолов грозней?!
Учитель лучший – опыт и нужда. А научил чему нас предков опыт? В страданьях тяжких он народом добыт. А, может, опыт – это ерунда? Кого призвать на трон и с кем бороться, Кого признать за чуждых инородцев? Любить Европу или биться ль с ней? Хранить ли верность ветхой старине?
Пример не убеждает нас, как видно, Тот, что другие страны подают. Конечно же, нам быть в хвосте обидно, И свой найти хотим особый путь, Идя вперёд за дудкой крысолова, Намного больше доверяя слову, Чем даже собственным глазам своим, Мудря своим умом невыездным.
Варяги кто они, как не чужие, Враги, поработившие страну? У них под каблуком века мы жили, Предав навек славянства старину. Терпели иго, батюшка, терпели, И громко славу им по-рабски пели, И, в мыслях унаследовав её, Невольно рабство это признаём.
А ныне патриотам так любезны Князей чужих варяжских имена, Что живы в наших именах и песнях. Они гордиться предлагают нам Щитом, что на воротах Цареграда. И тем, чего стыдиться б было надо: Что заодно с варягами Олег На христиан свой совершал набег.
А князь Владимир как бы в исступленье Славянства корни вовсе истребил. А цель? Лишь только власти укрепленье. Он даже про гарем про свой забыл. Обычаи завёл совсем другие, Да в храмах греческие литургии С болгарским вместе языком внедрил И тем наследью Рима дверь закрыл.
А как нам веру в Бога избирал он, отеческих кумиров сокрушив? Какие доводы и принципы играли При этом роль? Теперь мы знаем их: Они - уступка праздности и лени И пьянству многих прежних поколений. И жаль, что многое потом не раз По пьянке часто делалось у нас.
Хоть далеко ещё до протрезвленья, И так у нас в умах полно трухи, Но врут совсем без всякого зазренья Так, как и прежде, наши пастухи, Для нас за нас придумывая мифы. То мы славяне им, а то вдруг скифы, То что судьбой нам нашей дан удел – Как блохи вечно прыгать за предел.
Конечно, это миф - что мы - славяне. Вобрали мы давно в своей крови Всю ойкумену, поле смертной брани Торжками шумных городов сменив. Вот, где горшок плавильный, где народы, Послушные рабы своей природы, Слились в один разросшийся народ - Славян лишь только предками зовёт.
Да, мало есть у нас людей свободных От предрассудков мифов вековых. Предубежденья многим так удобны. Живёт народов самобытность в них. И ты впадаешь в грех предубежденья, Слегка поддакнув, пусть из уваженья К традициям своей большой страны И заблужденьям ветхой старины,
И ясно ты уже не можешь видеть, C врагами часто путаешь друзей, Поддакнуть нужно, и внезапно выйдет: Уже ты завербован в Колизей, Уже ты гладиатор на арене, Гарпедонавт на стройке храма пленный. Твоя судьба -хозяевам служить, И голову свою за них сложить.
Да, мифы нам – за нашу веру кара. Они порой прощают нам грехи. Они как будто крылья у Икара, И так же ненадёжны и легки. Как к солнцу к истине они вздымают, И там они нам подло изменяют, Ведь как бы ни был миф любой хорош, Его как перья воск скрепляет ложь.
Да, мой народ, он словно заповедник Давно ушедших в прошлое времен. И , кажется, что как и я, - наследник Давно отживших форм и мифов он. И в христианство силой обращённый, Мечом, а не Евангельем крещённый, Так и остался верным навсегда Он вере чужестранной в те года,
Когда князья, спеша, в Орду входили, Забыв заветы мудрой старины, И вера ими та руководила, Ведя в ярмо воинственной страны, Невежественной, но веротерпимой. Лишь кажется теперь необъяснимым: Как можно веру предков истребить, И в рабстве верным вере чуждой быть!
Да, это было так, и нам с Ордою В веках сродниться было суждено. И неразрывно связаны судьбою Мы с тех времён далёких с ней одной. Какое иго? Что вы, в самом деле! Не сами ль мы себе царя хотели? Ну вот и получили мы царя, За то свою судьбу благодаря.
Когда познав руки железной прелесть, Мы извлекли практический урок, Нам пуще всякой вольности хотелось Спокойно жить, платя царю оброк. Во всём ордынцам диким подражая, Европы братской натиск отражая. В Орде мы жили так, и триста лет Оставили на нас жестокий след.
Лишь много позже мы назвали игом Своих царей златоордынских власть, Но и Европе показали фигу И как и прежде жизни стали класть На поле битв за мифы и химеры, Воюя вечно с немцем, для примера, Ну, а поляк какой-то иль француз? С ним вовсе невозможен был союз.
Самодержавно всё же жить надумав, Ярлык Орды на княженье порвав, Создали тут же новую Орду мы, Взяв образ византийского орла В свой первый герб, и то ли третьим Римом, Предстали миру мы непобедимым, То ли второю Золотой Ордой, Как говорят, Россией молодой.
Иван был Хан скорей, чем император, Как звался Дмитрий, а потом и Пётр, Который был лишь только реформатор Земель, что Грозный вместе соберёт. И так, Орды обломки подбирая, За стенами московского Сарая Орду московскую он основал, И тоже цесарём себя назвал.
Так мы и хана раньше называли, Не потому ли мы царей своих В одежды прежних ханов одевали, На трон венчая ханской шапкой их. Рим в мыслях вечно путая с Ордою, И шапку Мономаха с шапкой тою, Что князю хан когда-то подарил, Теперь над нами русский царь царил,
То истребляя гордых новгородцев, То населенье Пскова и Твери…Не сами ли, уже без инородцев, Родной славянской кровью топоры Свои мы обагряли хуже ханов, И до сих пор всё кровоточат раны Междоусобиц, бунтов и расправ, Уж лучше иго, или я не прав?
А что в патриотизме нашем смысла, Когда им злую защищают власть, Что как на тонком волоске повисла И, уж, должна вот-вот позорно пасть, Храня патриархальную отсталость, Что от Орды в наследство нам осталась, Вериги, тиранию, и ярмо, И стойкой твердолобости клеймо.
И вот Россия под Иваном Грозным – Патриотизма прочный бастион. Свобода ? Что вы?– это несерьёзно, Привычней гнёт, хотя и тяжек он. Вот древний Псков, войска и горожане Свои нечеловеческие раны, Свою нечеловеческую боль Превозмогают, чтоб закрыть собой
Полякам ненавистным путь в Россию. Хотя не верю я в патриотизм, Но знаю только, что им всем грозило: И так, и так свою отдали б жизнь. «Так пусть уж будет лучше без позора!» И потому они легли за город. И что же, сделала из них рабов К Отечеству священная любовь?
Ну, а народ ? Он и не ведал словно, Что не было у Грозного царя Как у пришельцев в жилах русской крови: Он был полуполяк, полуваряг, И не любил Россию он нисколько, Хотел царить лишь над страною только, И занят был лишь думою о том, Как, впрочем, красные вожди потом.
Так что же сделать, чтобы непременно Рабы всегда покорны были вам? Запачкать их уничтоженьем пленных Иль зверствами к занятым городам, Использовать террор, заградотряды? В боях погибнуть все чтоб были рады За Богом им назначенную власть, Не важно, как она бы ни звалась.
Чем отвратительнее иго Своих хозяев и господ, Чем неподъёмнее вериги, Патриотичней тем народ. Патриотизмом называют Страх, зверства власти прикрывая. Совсем его не вижу в том, Что все холуйством мы зовём.
Когда бы Новгород Россию Собрал под мощные крыла, Ей тирания б не грозила, Она бы путь свой обрела, Став европейскою державой, Среди других, без ложной славы, И выбор тот давал бы ей Шанс Матерью быть для людей,
И уж не мачехой лихою, Которой дела нет до нас, Не важно, славой бы какою Ни пользовалась, пусть звалась При этом Русью иль Ордою, Зову я Родину бедою, Покуда в ней свободы нет, Что заменил идейный бред.
А жертвы Родине напрасны, Жизнь всё равно своё возьмёт, Жаль лишь, что век потерян. Ясно, Навстречу ветру кто плюёт, Хоть ветер обвинять готов он, Но, всё ж, он сам собой оплёван. Ветра истории сложны, Но уважать мы их должны!
А смута- это ль не попытка Абсолютизм преодолеть, Что был мучением и пыткой. И дальше той чумой болеть Страна конечно не хотела На запад с завистью глядела, И, может, Дмитрий мог бы стать Спасителем страны, как знать?
Выходят из глубин народа Вожди, угодные ему, Идеи света и свободы Доступны тёмному уму. Хотя его легко сбить с толку, Но знаю я, в народе, только -Как вера - Бога, в свой черёд, Вождей - надежда создаёт.
Григорий подвиг замышляет, Ах, самозванец, ах, бандит! Бояре вскоре понимают, Что он народ освободит. И тут не первая - Россия. Не самозванец ли мессия? Бояре – наш синедрион, И ими Дмитрий осуждён.
Став императором Российским, Он европейский дух нам нёс. Хоть путь к величью был неблизкий, Но с Дмитрием воспрянул Росс. Нужна империя свободы, Чтоб жили счастливо народы. Не первым был Наполеон, Не с Дмитрия ль пример брал он?
А тут, наследником престола Католик назван и поляк Путём законным, божьей волей, Вы помните, всё было как? «Пусть только примет нашу веру! И русско-польскую химеру Тогда готовы мы терпеть! Но в церкви по-латыни петь!…»
Войти в Европу через Польшу—Предложен новый шанс судьбой. В России стало б света больше, Культуры, всячины любой. Так можно и догнать Европу –Но для того нужны ворота, Хотя б с таможней заодно. Что там какое-то окно?
Свободу путая со смутой, Устав от бунтов и войны, Народ предпочитает путы, Тупой порядок старины. Зачем пустует терем царский? И свет тушить идёт Пожарский, Ведёт народ издалека, Страна уж очень велика.
Достойна хул любых Свобода, О ней не хочет слышать Росс. Откуда ни возьмись в народе Патриотизм опять пророс. Всё польское возненавидя, В кондовом лишь спасенье видя, Он Дмитрия развеял прах Из пушки на родных полях.
Поляки изгнаны с позором, Но смута страшная в умах, Законный царь объявлен вором. Бояре, прячась в теремах, Себя с победой поздравляют, Они теперь всем заправляют. Будь Дмитрий грозен как умён, То сохранил бы царский трон. (Они б не пикнули при нём.)
Но «спасена» Россия снова. Осела смута, ясно вновь: Самодержавия основа И сущность власти - сила, кровь. И в результате - прозябанье, От стран Европы отставанье, Которое не одолеть, Надеясь на царя и плеть.
«Спаситель»- князь уже оттиснут И в подтасовках обвинён. Те, от кого все тут зависит, Мальчишку выбрали на трон. Избрание всегда лишь сговор, И изберут всегда такого, Кто нужен им, пока у нас Сугубо вертикальна власть,
Что не зависит от народа. В стране, где крепостным беда, Когда объявлена свобода. Иль в дни военные, когда Освобождение возможно, Своим патриотизмом ложным За горло вновь она народ Звериной хваткою берёт.
И вновь он от неё зависит, И вновь пред ней он виноват. Он раб, он голос лишь возвысит, Крича вовсю: «Виват! Виват!» А вождь умрёт, он как калика Исходит воплями и криком, Простив за униженья власть: «Что будет с нами, кто подаст?»
Да, Дмитрий думал о народе И императором себя Провозгласил не ради моды, Своё величие любя. Пётр выучил его уроки, Всё повторив в другие сроки. Прикрыв патриотизма кран, Призвал варягов разных стран.
Русь вновь в бесправии томится, Терпя засилье немчуры, Но царь – то свой, пускай глумится, На то даются нам цари. И нечем крыть боярским сворам, Теперь уж не объявишь вором Царя за то, что с немцев он Для одеяний снял фасон.
Соборов азиатский абрис С Европой создаёт контраст. Да, Азия – страны сей адрес. А что же от Европы в нас? Старообрядства протестантство Так далеко от лютеранства. Я, всё ж, по правде вам сказать, Католиком хотел бы стать.
Ах, если б Пётр мог ладить с Папой И, как Владимир, вновь крестить Своею волосатой лапой Безбожников, забывших стыд, Что прикрываясь православьем, Богатства добивались, славы, Народ до нитки обобрав, И христианство тем поправ.
Считается, что Пётр Романов Был очень прогрессивный царь, И реформатор без изъянов, Имевший безусловный дар Переносить в Россию опыт Из обогнавшей нас Европы. Последний на престоле Росс Иль первый немец? Вот вопрос.
Рукою твёрдой через порку Пётр строил Новый Амстердам. Но тот, который стал Нью-Йорком, Встал, к сожалению, не там. Наш Амстердам пришёл в упадок. Что значит, суть не та, порядок! Да, Питер для России всей –Окно в Европу и музей,
Но жаль, что статую Свободы, Что осветить нам путь могла, ОНИ поставили у входа С огнём. У нас всё та же мгла. Тут ночи – белые, и факел Её не нужен, знать, однако, Хоть счёт окончен чёрным дням, Она ещё не светит нам.
Он делал всё для государства, Ввёл бюрократию на трон. Он думал: лучшее лекарство От прозябанья знает он. Сам отправлялся он в ученье, Потом чтоб дело просвещенья Рукой могучей насаждать И к старости плодов лишь ждать.
Но там источником развитья Была свобода, а не власть. В науке делались открытья, Работа нудная велась. Пётр аллегории прогресса Считал важнее интереса. Так дачный городской народ В чужой косится огород,
Завидуя размерам хрена. Европы задом восхитясь, Пётр и задумал перемены, По-православному крестясь В своём российском огороде. И что там думать о народе? Ему прикажешь торговать, Он и не будет воровать.
Хотел он жить по-европейски. Один на сотни вёрст вокруг Свой град во всей красе имперской Построил он и умер вдруг. Имел намеренья благие? И были ли пути другие Бросок в грядущее свершить? Да, нужно было разрешить
Сословью третьему трудиться, Свободы, льготы дав ему, А не стремясь обогатиться За счёт народа самому. И вот засыпаны каналы, Что линиями мы назвали. Так Сколково в другие дни Напоминают мне они.
Пётр европейский город создал За счёт других, взяв камень с них. Но не вселить указом грозным Дух европейский в крепостных. И если бы меня спросили, Что, всё ж, он сделал для России, Сломал, продвинул ли вперёд? Ответил бы: Она – народ.
Пётр и сломал её, и сдвинул, Построил крепость на костях, Но растопить такую льдину, Как рабство, он не мог никак. Народ Петру был только средством. О, сколько же Россия бедствий От тех реформ перенесла. И, всё ж, она не помнит зла.
Потом жена его царила, Елизавета – дочь, Бирон, Отменной хитростью, не силой При Анне занимавший трон. Пётр третий и Екатерина… Был срок её правленья длинным, И Просвещенья семена С ленцою сеяла она.
Век золотой при ней был даже, Его России не забыть. Как куличи на мокром пляже Её наследник стал лепить Свои законы. Бедный Павел! Мне жаль, что так он мало правил, А то, в отличье от отца, Довёл бы дело до конца
И переделал бы Россию, Чтобы достало у неё Таланта и ума, и силы, Чтоб место отстоять своё, Не просто быть пятном на карте, Чтоб Гитлеру как Бонапарту Мысль не пришла на ум больной России угрожать войной.
И если бы не козни бриттов, Да недовольство при дворе, Не стал бы он царем забытым, А стал бы первым из царей. Его правления начало России много обещало, Он стал бы нужным ей звеном, В Европу б мы вошли при нём.
Хватало, с нравом пусть капризным, Ему ума, огня в очах, Петровского максимализма, Но жаль, что только в мелочах. И в воле царской столько силы… Да, стала, верно, бы Россия Одной из самых первых стран, Когда бы не был он тиран.
О скольких не было б сражений! И скольких не было бы бед! Страна б сыскала уваженье За множество иных побед. И вот, сегодня как мессию Второго Павла ждёт Россия. Надеясь, что «…вот он придёт И путь к спасению найдёт.
И просвещенья идеал он Отбросит рыцарства щитом, Чтобы служенье трону стало Для всех потребностью. При том, Верны, честны и благородны, Защитники его короны Гражданской вольности ростки Чтоб срезали под корешки...»
Да, Дмитрий, Павел и Пётр Третий, (Все в галерее прошлых лет - Карикатурные портреты) Оставили огромный след Они, хоть были кратки сроки Их царств. Но всё же мы уроки Извлечь и ныне не спешим, И не сочувствуем мы им.
Тиранов терпим мы, злодеев, Но стоящий придёт на трон, Умом и силою владея, Уже убит, повержен он Шарфом ли, бомбой ли, кинжалом. И вновь отброшена держава То на полвека, то на век: Нетерпелив наш человек.
Затем пришли мостить бомбисты Путь из намерений благих, А в прошлом веке коммунисты, Кому иные все — враги. Всех граждан сделав крепостными, Держа за глотку всех поныне, Они в словах всегда правы, Жаль только, правда – на крови.
Что сетовать, что мы такие? Не мы судьбу, она вела. Другие б шли, пути другие Она бы им тогда дала. Никто уже и не пеняет, Что ложь в народ объединяет, И став святыней в свой черёд, Всех нас в заложники берёт.
Отсель патриотизм наш ложный И вечный с вольностями бой. И выбор, худший из возможных, Нам продиктованных судьбой. Народ – сам раб – боится рабства, Не хочет он с Европой братства, Его не купишь за пятак, Его имеют просто так.
В Европе, церковью сплочённой, Глухой Средневековья сон Усильем гения учёных, Творцов, чьё имя легион, Был прерван светлым пробужденьем -Тем, что эпохой Возрожденья Искусств, ремёсел и наук Зовём мы в наши дни, мой друг.
И Просвещенье верно стало Сословью третьему служить. Законы мира познавались. И чтобы как дворянство жить, Буржуи, пользуясь бесстыдно Нуждой готовых ради жизни Работать на любых господ Рабочих, строили завод.
Да, был Лион с его ткачами, И батраки и бурлаки, Тяжёлый труд за грош вначале, Мануфактуры вдоль реки. Пугали нас катастрофисты, Что царствие своё Нечистый Так капиталом создавал И культ Молоха** основал.
Но государства богатели, И с появлением машин, Быстрее развивалось дело, И лучше становилась жизнь. Так в благочестье и заботах Через подспудную работу, Которую она вела, Европа дружно расцвела.
В ней дух свободы и ремёсел Царил, не родовая знать. В ней капитал свой якорь бросил, Что всем ветрам уж не сорвать. Не знатность, а талант в почёте, Особенно уменье в счёте. И рос в обыденных трудах Мир новый в вольных городах.
И деньги, вложенные в дело, Раскручивали маховик, И жизнь машиной запыхтела, Не замирая ни на миг, И чудесами технологий Наполнилась, и вот в итоге Класс творческий цель осознал И добиваться власти стал.
Но лжепророк времён последних, Писал уж толстый свой талмуд, Смущая ложью массу бедных. Внушив, что их ворует труд Тот, кто за труд их деньги платит, И не считая деньги тратит. И созданное их трудом Продав другим, имеет дом
И в роскоши живёт бесстыдной, Когда все бедствуют они. Ну, разве же не очевидно, Они, не он, так жить должны. Прибавочный продукт украл он, Доказано всё это Карлом. И тут уж не берутся в счёт Ни риск, ни знанья, ни расчёт.
А просто Карл смешал два рынка. Один, где продают свой труд, Чтобы купить штаны, ботинки, Другой - где это продают. На первом рынке договором Довольны «жертвы» вместе с «вором», Который труд их оплатил И замысел свой воплотил.
И стоимость труда – зарплата. Для прибыли же нужен спрос И сметка, и ума палата, И к конъюнктуре чуткий нос. Труд не имеет отношенья К той стоимости приращенью, Что фабрикант сумел купить И в прибыль ловко превратить.
А кризис или перестройку Грехом Антихрист объявил. Капитализма злобным роком - Соревнованье разных сил И многих интересов частных. Без кризисов жить лучше, ясно. Но вера в абсолютный план – Всего лишь лозунг и обман.
Со счёта списывая – просто - Издержки прятать до поры. Но эот путь ведёт к банкротству. Обмана методы стары. И крах всё ж кризиса не лучше. Закономерность то, не случай, Когда с косой приходит к вам Момент расчёта по счетам.
Но соблазняя малых сих, Зло видя в собственниках частных, Он в руки дал толпе несчастных Оружье, что погубит их, И выбор - вверившись мечте О счастье, равенстве и братстве: Толь стать неравными в богатстве, Толь уравняться в нищете…
Поправ права аристократов, Провозгласил свои права Тот класс, врага увидев в брате И гильотине голова – что фермеру была капуста. Ни разум, ни расчёт, ни чувства Залить пожар тот не смогли, Что якобинцы разожгли,
Так забежали вольтерьянцы Вперёд, с монархией борясь И с привилегией дворянства, Всех истребить дворян стремясь. И наши коммунисты тоже На якобинцев тех похожи, Что всех хотели уравнить И бойней Право заменить.
Маркс забежал вперёд с коммуной, Ведя с буржуазией бой, И коммунисты с видом умным Идей благих своей борьбой В крови топили обаянье. Совсем не хуже отставанье, Чем забегание вперёд, Коль средство для идей - народ.
Ещё когда Вольтер великий Успешно просвещал царей, Россия Янусом двуликим Лишь пробуждалась на заре. В Париже третьему сословью Казались тесными условья Униженного бытия. Сочувствовал французам я.
Вкусив же плод учений этих, Французы знают с этих пор: Нет хуже ничего на свете, Чем диктатура и террор. Свобода, равенство и братство – Для избранных, как и богатство. А все гражданские права – Всего лишь громкие слова.
В Британии же после мора Люд потянулся в города, В мануфактуры и за море, Освободившись от труда, Как и в России, крепостного, И Альбион воспрянул снова. А гуманизма идеал На сумку с шерстью променял.
Вот две страны – вода и пламень. Тут – б…., там – чопорная мисс, Тут бой с народными врагами, Там жизнью правит компромисс. Что лучше? Смерть под Марсельезу Иль жизнь средь дыма и железа? Рутинного труда чигирь, Но и, зато, гражданский мир?
Восточней, немец аккуратный…Хоть жил в разрозненной стране, Но, всё ж, блистал он славой ратной, Не поклоняясь старине. И Реформацией публично Он веру в Бога делом личным, Негосударственным признал И церковь праотцев изгнал.
Свою империю свободы Решил создать Наполеон, Порабощенные народы Освободить задумал он. Но не с тираном он сразился, Когда в Россию погрузился. Стал партизанить стар и млад, И Бонапарт ушёл назад.
Быть может, обещай он сразу Освобождение крестьян, Моргнуть бы не успели глазом, Как вождь двунадесяти стран В Москву явился бы героем, Как Дмитрий некогда. Не скрою, Я был бы рад за весь народ. Наверно, я – не патриот.
Народа рабство защищая, Власть вглубь страны врага вела, И хорошо, страна большая, Народ на откуп отдала, Считая, что толпа тупая, Свои потери ей простит И грабежами возместит.
Страна звала рабов бороться, Чтоб в рабство не попасть, когда Враги – не больше инородцы, Чем их родные господа. Не очень знали-то по-русски В салоне Шерер, в круге узком, Вот княжеских фамилий лист, И всяк – интернацьоналист.
В крови его и швед, и немец, Татарин, турок и француз. Он сам по духу – иноземец. Не это ли святая Русь? А, впрочем, западной культурой Облагородилась страна. И живопись с литературой Стремилась поощрять она.
Потом был царь – освободитель. Он опирался на Закон. Реформы начал проводить он, И заслужил признанье он И почитание народа, За то, что дал ему свободу, Хоть с выкупом и без земли. Что дать другие не смогли.
На троне немцы всё старались Нам государство обновлять, Оно же прежним оставалось, Стремясь всё под себя подмять, Пока в правление «святого» Не начало менять основу, Но пробудился злобный рок, И Бог страну не уберёг.
И не стремленье ли к величью Вело нас к первой мировой, Где стороной мы были лишней. И поплатились головой Те, кто народа интересы Предал, за лозунгов завесой Славянофилов ли, толпы ль, Величье обращая в пыль.
И те, кто на волне свободы Возвысились, но не смогли Понять, что гордости в угоду Мильоны на полях легли. В демагогическом порыве Вели они страну к обрыву. Патриотический угар Октябрьский предварил удар.
Не видя Нового явленья, Забыв о Зле и о Добре, Ждала Россия обновленья И дождалася в Октябре. Но не в обличье буржуазном, А в виде самом безобразном, В разгуле пьяной матросни И в крике яростном: «Распни!»
И в Октябре была распята. И всё, что накопил народ, Что было подлинно и свято, Всё было пущено в расход. Как древний Рим ордой вандалов Был взят Петрополь. Да, не ждал он Неблагодарности такой, И потекла тут кровь рекой.
Боимся мы ярма лишиться, Нам льстит имперских снов дурман, Мы - жертва их, нам не решиться В себе преодолеть обман. Империя подобна топи, Её идеи – словно тропы, Что могут увести туда, Где под поверхностью вода.
И худшее из самовластий Установила эта рать. Лет на сто отложила счастье, Что щедро обещала дать, Как только «паразитов» скинет, Когда класс «мироедов» сгинет, И стоимость себе народ Прибавочную заберёт.
Но оказалось, правда - в силе, И, митинговый дух любя, Та власть успешно всем внушила, Что трудятся все на себя. Трудиться много заставляя, Труд за копейку объявляя Сознательным, вручая кнут, Себя чтоб каждый гнал на труд.
И все богатства взяв с народа, Их отправляла за кордон. На то, чтоб покупать заводы У буржуинов, испокон Что ненавидят так Россию, Что в ярости своей бессильной Ей создают и меч, и щит. Хоть здесь оксюморон сокрыт.
Внушила, что сильна держава, И тем, кто сверху, всё видней, А если гнило что и ржаво, То это лишь игра теней, Что исчезают в полдень только, А если тратятся без толку Ресурсы, значит, с властью тут, Вредители борьбу ведут.
А чтоб работа шла быстрее И перевыполнялся план, Придумала власть лотерею, Кто жребий вытянет, не пан, А (враг или вредитель гнусный, Втеревшийся в их строй искусно,) Пропал, хоть и не мироед. Таким, как он, пощады нет.
А их таких мильоны были. Те, что деревню на барак На стройке сталинской сменили, Из них десятый каждый - враг. И децимацию освоив, Власть свой народ готовить к бою С другой такою же ордой Настроилась и грянул Бой…
Но все расчёты корифея И гениального вождя Ефрейтор в первый день развеял, В них слабые места найдя. И щит, с трудом что создавался, Гнилым и ржавым оказался. И тридцать миллионов – счёт, Чем оплатил войну народ.
Жизнь в рабстве тоже пораженье, Не надо и митинговать. И меч, потерянный в сраженье, Пришлось тут заново ковать. Заводы в тыл препроводили И пайкой хлеба наградили За труд бессменный у станков Мальчишек, женщин, стариков.
Но чтобы впредь не усомнились В величье бездаря, ему Всё также славословье лилось, Как вечно главному в дому. Смирив сомненья страхом смерти, Вы, мол, глазам своим не верьте, Был безупречным он как бог Холопам, лижущим сапог.
А тех, кто, возвратясь с Победой, Решился сравнивать страну С другими, жившими небедно, И ныне бывшими в плену, Освобождёнными ль из плена? Тех в лагеря на исправленье Послали, чтобы там вдали Идеи до ума дошли.Как мухи мы в сетях паучьих В идеях этих испокон.
Смотря на мир с высот научных, Нетрудно вывести закон: Тип государства служит цели: Оберегать народ на деле Иль всем вокруг внушая страх, Как лев держать его в зубах.
И есть ли разница народу, Какое иго тянет он. Колонны цифр от года к году Все подтверждали тот закон, Что от бессилья – диктатура. Где нет уменья и культуры, Там власть сурова и строга, И хуже внешнего врага.
Власть эта — хуже не бывает, Как будто правит диверсант. Народ на святость уповает Того, кто всех грешнее сам, Того, кто святость защищает И компромиссов не прощает. Пусть сам на службе Сатаны, Он не отдаст врагу страны.
Ей видится всё в чёрном свете, Враждебно в мире всё кругом, И ересь чудится в Завете, И ближний кажется врагом. Воюя с миром и с народом, Враждебна эта власть природе. Вселилась в труп страны она Как в одержимых Сатана.
Что ж делать? С миром примириться? Иль делать из друзей врагов? Или большим крестом креститься, В сердцах «страною дураков» Родимый край свой называя, Служить, варягов призывая Иль немцев, чтобы брать пример, И делать всё на их манер?
Или отдать страну на откуп демидовым и сыновьям Да строгановым? Те в охотку Застроят всё, начав «сновья», Как говорят сегодня россы. Одни прокля ;тые вопросы…И в эти проклятые дни Меня измучили они.
Чего хотим? Не процветанья ль? Иль самобытности одной? И что несёт нам испытанья? Получим что, какой ценой? Россию отдадим соседям, А сами в Англию уедем? Иль к тачке прикуём себя, На рудниках свой век трубя.
Геополитикой занявшись, Совсем не сложно, как игрой Увлечься, только заигравшись, Мы забываем суть порой. Инерция – она в сознанье. К чему проверенные знанья, Когда у всех свой интерес, Лишь довод свой имеет вес.
Скучны чужие аргументы, И каждый сам себе Платон. И в этом споре перманентном Не слышен нам набатный звон. И в поношеньях довод тонет, И гений часто тут не понят. И точному расчёту миф Предпочитаем, помудрив.
Что этатизм реакционен, Мы убедились, но как встарь, Живём в нам выделенной зоне, И нами правит «добрый царь». На век грядущий строя планы, Знать не хотим, хоть ноют раны, Что век двадцатый был откат В добуржуазный век назад.
Реакция – судьба России, Противодействие тому, Что происходит без насилья, Альтернативы нет чему. Вот ключ к принятию решений, Смысл обретений и лишений – Случайностей и шансов цепь: Душа, широкая как степь…
А с ней - причина всех печалей - Наш русский или узкий ум. Какие взгляды защищали Щербатов или Аввакум? Вот ретрограды! Но герои! И Русь Святая норы роет, Чтоб умертвить навеки плоть И этим Зло перебороть.
Ах, если б можно было в жизни Всё к лучшему переменить Самокопанием капризным, Борьбой с желанием пожить. И Зло ли жизни искушенье? Увы, не в келье есть решенье Вопроса рубежа эпох: Свобода – Дьявол или Бог?
И для чего нужна свобода? Трудиться или воровать? А также стоит ли с природой Во имя схемы воевать? Зло победить, живя во склепе, Скажи, что может быть нелепей? Ведь идеал недостижим, И не заменишь жизни им.
Не выше Родины Свобода? А в чём патриотизм для нас? Не в патетических ли одах, Что вечно прославляют власть? Америки народом стали Предатели? Они искали Свободу, поле для труда. За этим ехали туда.
Им Родина – там, где Свобода. Нам Родина – там, где погост. На свете больше нет народа, Который дома словно гость, Но отвечать за всё обязан И словно бы за что наказан: Записан он с рожденья в рать, Чтоб за «Отчизну» умирать.
Любовь к Отчизне - как проклятье, Россия патриоту - Бог, Родней родни, дороже злата. Он без России б жить не смог. Но тут - любовный треугольник… Любви завещанной невольник Рад исполнять завет отцов, Она же любит подлецов...
В годах грядущих есть витии, На истину патент у них, На флагах имена святые. Считая мразью всех иных, Они одно себе внушили: Что правоте замена – сила. В своих грехах виня как раз Других, и не они ли эта мразь?
Азарт спортивный у элиты Проснулся. Арктики одной Ей не хватало. Полем битвы Ей видится морское дно. Делиться сказочным богатством Не хочет, позабыв о братстве Народов, свой родной народ В залог тщеславию сдаёт,
Отечеством себя считает, И мелочный свой интерес Стремится нам как наш представить, А нам нести его как крест Власть всем бесстыдно предлагает, Не без причины полагая, Что от проблем спасут её Вооруженье и сырьё.
Все окончательно смирились С тем, что коррупция – лишь дань, Что платит общество за милость Господ, свою простёрших длань Над этой бедною страною, Где жажда власти - паранойя. Так уж, видать, устроен свет, В котором праведности нет.
Они свободою торгуют, В которой все мы рождены. За ней порой в страну другую Стремимся из родной страны. А там скучаем по берёзкам, Пейзажам бледным и неброским, Россию превращая в миф, Невыносимое забыв:
Отсутствие любви и воли, И безразличие пространств, И ложь, обидную до боли, И отношений подлых грязь, И то, что всё тут лишь по блату. Заплатишь ты любую плату, Чтоб обстоятельства сменить, Которые мешают жить.
Да пусть бы дальше воровали, Когда б итогом был прогресс. Но жизнь давно уж доказала, Что не бывает в ней чудес Таких, как общность интересов Двух сил, примерно равных весом: Чиновника и буржуа, И вечно их вражда жива.
Тут бизнесменом стал чиновник, Политик он и прокурор, Порой он просто уголовник, Или в своём законе вор. Откуда же он к нам явился? Ну, не с Луны же он свалился. Так Сталин - просто секретарь Присвоил должность: Русский Царь,
Своим служебным положеньем, Как пользоваться, показал, И не услышав возражений, Хозяином России стал. Так и они – орда хозяев. Куски побольше отрезая, И не стесняясь просто красть, Монетизировали власть.
И вирус воровства разросся, Так развитой феодализм, Пришёл ответить на вопросы, Которые нам ставит жизнь. Так власть у нас продажной стала, В госслужбе рынок основала, И продается совесть тут, Где ренту властную берут.
Их идеал – Средневековье Феодализм, что мы считать Привыкли строем слёз и крови, «Мог интересы сочетать Отдельных лиц и коллективов, Смутьянов укрощать строптивых, И лучшим строем был из тех, Что видел мир, и это грех-
Его считать отжившим строем».Философов придворных полк Нам обосновывал порою И не такое , так что толк Искать в трактатах их не стоит, Закон вассал всегда откроет, Какой ему сеньор велит, Когда ему благоволит.*
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\*В. Третьяков и Зорькин о прелестях феодализма. |
