Печаль войны, отмеченная грустью,
Осадками стирает нам шинель.
И слышится, как за пригорком пустошь,
Ложится по немецкую шрапнель.
Товарищ мой, подкошенный осколком,
В сенях порушенной гранатами избы,
Так, не добившись от сестрички толка,
Лежит завернутый в кровавые бинты.
Пред ним лицо майора и комбата,
Уставилось в обрывки чьих-то карт.
Последний бой российского солдата,
От стадных дней тюремных мрачных нар,
До смытия позора в поле боя,
Под вывеской отчаянный штрафбат,
Раскрылся высотой изгоя,
Присутствием прощения и горя,
У самых недоступных ныне врат.
Шептали губы: покидает тело,
Мой непокорный в мире тленном дух.
И я прошу, прости меня за дело,
Что не приемлет Твой священный слух.
Простил давно – летело неоткуда.
И ты герой, Я знал издалека.
Иди за мной, и пребывай покуда,
Я не вернусь на белых облаках. |
