В кровавой каше вязкого асфальта,
Издохшей рыбой тонет дикий стон.
Чадят нещадно печи Бухенвальда,
В местах, где цвел прекрасный Вавилон.
Кислотный дождь несет с промозглой мглою,
Закон. Порядок. Меру всех основ.
И тлеет за периметром золою,
Задушенной свободы робкий зов.
Тридцатый век, как буйная комета,
Блестит неоном траурных картин,
Остаться вольнодумцем и поэтом,
Здесь может лишь законченный кретин.
Изгой, что речи сладкие не слушал,
Порталы чистки разума презрел,
Из тех немногих, сохранивших душу,
Просящихся упрямо под расстрел.
Кто предпочел остаться сам собою,
Ручьем эмоций бить через края,
Кто часто слиться вынужден с толпою,
Стирая грани собственного я.
На время ... но во что бы то ни стало,
Надежды схватим рвущуюся нить,
Мы верим - есть на свете идеалы,
Во имя них нам завтра стоит жить.
|
