В зеленеющей саванне правил царственно могучий
Лев. Страшней грозы небесной громогласный его рык
Слышен был. И в страхе лютом жили звери. Даже к тучам
Доносилось эхо - знайте, что силён еще старик!
Но и мудростью великой славен был - и понапрасну,
Для забавы и от скуки, не пролил ничьей слезы.
И когда был сыт, лениво он лежал и безопасно
Рядом робкие газели укрывались от грозы.
Но явилась средь газелей быстрых, лёгких, тонконогих
Златорогая богиня, станом, статью краше всех,-
И глаза, синее неба, видели погибель многих,
Умирающих за право быть рабом её утех.
Так беспечна была нравом, что очей её прекрасных
Никогда не застилала ни тревога, ни слеза...
И однажды убежала в даль лугов небезопасных.
А навстречу грозной тенью - Лев... И встретились глаза.
Непонятное томленье вдруг сковало члены юной
Легкомысленной Газели. Ну, беги же! Сделай шаг!
Но и Лев стоял растерян, и пьяняще-сладким вьюном
Оплетало его сердце, и не мог старик никак
Грозный рык хотя б исторгнуть. И стоял в оцепенении.
Уходил все дальше, дальше в синь тех глаз и не дышал.
Ничего вокруг не видел и не слышал, как в волнении
За его спиною, сзади, бьётся, бесится шакал.
"Духи неба! Это Лев ли?! Наш ли Царь и Повелитель?!
Звери, ближе! Вы не бойтесь, выходите из лесов.
Нет! Не Лев! Ведь это заяц, в лань влюблённый, посмотрите,
Он же легкая добыча паре мелких гончих псов!"
Так кричал. И Лев услышал, и тряхнул седою гривой,
Чёрной злобой закипели, затуманились глаза...
И не стало той Газели, столь беспечно непугливой.
И была синее неба смерти чистая слеза...
Льва с тех пор никто не видел. Где-то бродит одиноко,
И уже не раздается громогласный грозный рык.
Бесконечно, непрерывно смотрит в синь небес. Далёко
Так до них... А может умер, Лев тот, царственный старик.
...
|
