Холодный март, зато сухой.
Горчащий, мятный март
Пахтает мысли чепухой,
А время – шагом марш,
Через метель Свиридова
В романс его души,
Тамбурмажор невидимый
Простительно спешит.
Признателен, док. Взаимно. И до чего же приятно, когда можно сказать "взаимно", не кривя душой. Хуже визита придурковатых критиков (их послать легко), когда хорошему визитёру затрудняешься ответить добром на добро. А "ТЕНИ" - страшное, первые четыре строки - не для разгона пера, но сразу всерьёз. "Я тяготею к постоянсту" просто - )))
А как же "тамбурмажор" ? Я его полчаса вспоминал: должно же, ну, должно быть подходящее слово!)
Насчёт редкостей в поэзии, Клюева считаю великой сокровищницей, россыпь драгоценных необработанных камней.
О, сил нет какое прекрасное напомнили! Да, из лучших...
Я подразумевал большую вещь, про то как погибал великий Сиг, сдирая чешую и плавни. Со своей стороны из лучших вижу это:
Сготовить деду круп, помочь развесить сети,
Лучину засветить и, слушая пургу,
Как в сказке, задремать на тридевять столетий,
В Садко оборотясь иль в вещего Вольгу.
«Гей, други! Не в бою, а в гуслях нам удача,-
Соловке-игруну претит вороний грай…»
С палатей смотрит Жуть, гудит, как било, Лаче,
И деду под кошмой приснился красный рай.
Там горы-куличи и сыченые реки,
У чаек и гагар по мисе яйцо…
Лучина точит смоль, смежив печурки-веки,
Теплынью дышит печь — ночной избы лицо.
Но уж рыжеет даль, пурговою метлищей
Рассвет сметает темь, как из сусека сор,
И слышно, как сова, спеша засесть в дуплище,
Гогочет и шипит на солнечный костер.
Почуя скитный звон, встает с лежанки бабка,
Над ней пятно зари, как венчик у святых,
А Лаче ткет валы размашисто и хлябко,
Теряяся во мхах и далях ветровых.
Оно цвета камня "лабрадор", он же "беломорит", только самого лёгкого цвета, со всеми переходами от зелени до солнца, разбавленными десять к одному. И хочется, и совершенно невозможно читать вслух, пейзажная лирика не терпит ни капли фальшивой экспрессии.
