Уже раздвинуты ночные занавески,
Смущённо спряталась волшебница луна,
И звёзды томные с закрытыми глазами,
Ушли покорно за проказницей для сна.
А следом небо молоком в ленивых травах,
Прохладой утренней с заботой на лугах,
Поило сонные цветы густым обманом,
И спотыкалось в не проснувшихся лучах.
Лучи как стрелы золотые всё пытались,
Туман назойливый скорее растопить,
А он ворчливый тихо белыми клубами,
Ромашки белые старался не будить.
Вокруг которых посреди хмельного поля,
Листву зелёную склонившая на грудь,
Стояла белая берёза одиноко,
В тумане мокром, нескрываемая грусть.
В ковре дурмана утопая по колени,
От волшебства весь зачарованный иду,
Для той берёзы, что одна в душистом поле,
Я в унисон с пичугой раннею пою.
За ветви трогаю, наивно приглашаю,
Такую стройную в серёжках под венец,
Нам птицы свадебные трели распевают,
Вокруг повязанных от радости сердец.
Она в ответ стыдливо крону опустила,
Наверно что-то захотела мне сказать,
Проказник ветер закружил в её кудряшках,
Он всё смеялся и старался помешать.
Туман ушёл в лощину в поле оставляя,
Меня с берёзкою невинною вдвоём,
Вокруг роса небесной россыпью играет,
А я как будто где-то в небе голубом.
В объятьях трогаю горячими губами,
Стараюсь выпить родниковое до дна,
Там на закуску объедаюсь облаками,
И возвращаюсь будто пьяный от вина.
В тени меня хмельного нежно укрывала,
Берёза белая от солнечных лучей,
Листвой душистой тихо песню напевала,
О красоте невинной, девственных полей. |
