Ах, все равно нас осень обуяет,
Придут дожди и с ними облака,
Которые уже за день мирской не тают.
Сквозь бытие небесная рука,
Сердца людей безумных успокоит,
И выборы пройдут, все встанет на места.
Поэты возвратяться с теплых коек,
Зашелестит падучая листва.
И к зимушке зиме прокатит снова время,
Не тормознет бесстыдства карусель,
А там уже и елочное бремя,
Расстелит новогоднюю постель.
И суета, без лишних проволочек,
Без смысла, без ума и без любви,
Отправит на арену сонмы дочек,
Чтоб те зажгли ненужные огни.
Так успокойся радужное племя,
Не ты одно пришло в поганый мир,
Пройдет, пройдет загадочное время,
Замедлит бег родной Гвадалквивир.
И Санька Пушкин возвратится в круг лицея,
Друзья приветствуют его небесный дар,
И Дельвиг пьяный – мира панацея,
И Кюхельбеккер, расприев пожар.
Куницын старый, распорядитель бала,
Своих птенцов под крылья соберет.
И Анна Керн мазурку станцевала,
И был доволен свадебный народ.
Но кто-то закрутил рукою мощной,
Часы назначенные время тормознуть,
И вот уже как в сказке полуношной,
Открылся чудесам заветный путь.
И пробил час, и чудеса исчезли,
Борьба и боль хозяйками вошли,
В наш падший мир проклятий и сомнений,
А Пушкин с Кюхельбеккером ушли. |