Так хочется порою материться,
Такая подступает к горлу блажь,
Что впору с девкой милой прокатиться,
Ну, на Канары, на песчаный пляж.
Там под луной нагой до неприличья,
В усладе девы, тоже телом ню,
Дурной поэт, без признаков отличья,
Кричит в моря: вас всех в любовь верну.
Что в этом крике, дурость после водки,
Или отчаянье полученных измен,
Иль тонкий стан нетронутой молодки,
Или любви последней тяжкий плен.
Все может быть, ему пора на волю,
А может рифмоплета сильно быть,
Не одному с соседом дядей Колей,
Чтоб бросил тот портвейн с водярой пить.
Иль затолкать несчастного в больницу,
Там вылечат, поверьте мне друзья,
И клизму в зад, и ни одной страницы,
Что хочет жрать, они ему нельзя.
Такая жизнь, годков примерно восемь,
И выйдет наш поэт на удивленье всем,
В последний день, прославив жизни осень,
Побрит и гладок и конечно ж нем. |