На непридуманном добре веселой сказки,
Заквасились сомненья небылиц.
Так в бочке рукодельницы Параськи,
Томились образы начальствующих лиц.
Их выпустил на волю дух вселенский,
Чтоб навести порядок на земле.
И вот теперь по областям и весям,
Пекут лепешки на одном большом листе.
И раздают блага плоти печеной,
Несчастным нищим падшим на пути,
А добрый Пушкин в Петербурге томном,
Просил им милость без ущерба донести.
Да, милость падшим – высшая идея.
Недаром гений к сердцу призывал.
Он знал как в души семя Бога сеять.
Как сеял некогда любви большой вассал.
И не жалел ни крови, ни мучений,
На черном неотесанном кресте.
И массу добрых светлых поучений,
Что кровию подписаны в листе,
Пергамента, оцененные миром,
За тридцать от горшечника монет.
О чем поют бренча на старой лире,
Бард, пилигрим и раб любви поэт. |
