В весеннее цветенье, когда плелись искусы,
Из паутин желаний в капканы юных сцен.
Поэт весьма далекий от пламени искусства,
Не ведая, не зная себе достойных цен.
Расшаркался пред дамой одним весенним утром.
Стремления к соитью под сердцем сохраня.
Она с ним обходилась, сказать, довольно круто.
Особенно в постели, где прежде был и я.
И все же эта стерва, волшебница из тела,
Нарвалася однажды, в один прекрасный день.
Он тихо возвращался с опаскою из дела.
Она в него влюбилась, упала в липы тень.
А он своей походкой перешагнул чрез дуру,
Шепнув под нос длиннющий: ну, что тут разлеглась,
И сам себе ответил, не разглядев фигуру:
Наверное с вечору, винишка набралась.
Очнулась вмиг красотка, заслышав его речи.
И слезы заструили из милых женских глаз.
Она ж его любила от самой первой встречи.
А он, вор, проходимец, по сути педераст,
Отверг ее, шалаву, любимицу красотку,
Свежайшей силы телку, забавницу толпы.
Герой ее романа в сапог заправив плетку,
Другой, такой же стерве, кивнул – идем же ты. |