| «А где Грааль-то, на рисунке?» |  |
Предисловие:
Чаша Грааля рисуется как восьмилепестковая роза темно-красного цвета: два квадрата, наложенные одни на другой-получается восемь концов. Когда убили Иисуса Христа, кровь стекала из раны. Он был проткнут копьем - культовый обряд… Принесли срезанные розы красного (пурпурного) цвета, на эти розы капала кровь... Зачем? Каков смысл «концов»?
Чаша Грааля - ищут материальное, а это символ. На самом деле - это символ забора (взятия) энергий. Таким образом, люди, не подозревая в чём значение и смысл образов («роза» и «конец»), сами становятся убийцами разума и сподвижниками «темных жрецов». Порождая чудовище, как и любой сон разума, но уже вполне и вполне реальное.
Даря близким срезанные красные розы (как оккультный символ), помните - всегда, для любого их количества найдутся Чаши, то есть бутоны роз... Красиво сказал! Граф от слова графин, не иначе. Дарите живые цветы любимым, тут не ошибётесь. Какие?
Вальс цветов? пусть будут розы!
Какого цвета? а неважно,
чтоб восемь лепестков у каждой,
по одному углу... Сморозил?
Восемь углов! Другое дело…
Была б охота, - копья, тело,
но ореолом будет, Роза.
«…Святая Пятница, и все ждут, когда с небес спустится голубка. Она приносит маленькую облатку и оставляет её на камне. Затем, сверкая белизной, голубка вновь взмывает в небеса. Всегда в Святую Пятницу она приносит к Граалю то, от чего Грааль обретает нежное благоухание…»
«В XIX веке несколько (порядка шести-семи) городов объявили о том, что они обладают Граалем:
Кафедральный собор Валенсии демонстрирует в зале капитула экземпляр чаши, якобы признанный в качестве подлинного самим Ватиканом»
«В европейских средневековых романах Грааль трактуется не как чаша, а как камень или некая драгоценная реликвия…»
Из материалов… Вики-пед-и-я.
Царская кровь
Камень-грааль такой породы
и Слова нет, кто подтвердит?
на русский, нет и перевода,
себе подобных и… родит?
Есть! такая в свете чаша.
Хоть и не царское то дело,
даёт бессмертие как наша!
Сказать по-чёрному, да белым,
Есть, за «ведьмин Керидвен»,
котёл расколотый волшебный;
Хоть с перемен и незабвен,
потреб-лечебный и учебный
он сокровен, хоть вожделен, -
хлебно-служебный и целебный.
Решил узнать секрет Пихто,
где им смерть сильнее жизни,
а как познать и, Судьи кто?
где всё от смерти только впрысни
(что мировая Бездна, место),
и Мир Иной, своя «сиеста»,
в чудесный остров Авалон
к ним ведёт сия Дорога
с морей от западных и лон,
а обретаются там – боги.
Святой воды испив из чаши,
Живой под камень? пруд-пруди!
Святой Капелле в ряд орудий,
Он исцелился (чисто нашей),
Страстей под цель соорудить,
Солнцу прорубив окошко,
в рог изобилия трубить!
И коту… для пары, кошку.
Вспоминая, Галахада свято,
не он Герой, - Король-рыбак,
как тамплиер! даю я клятву,
скажу, я попросту – Дурак!
Я сам дурак, да из Дурней,
чем интересней, но сложней,
в науке чем поковыряться?
От скуки, хочется сознаться,
за множеством рецензий,
не заслужить бы, комплимент!
Суть? - эликсир в лицензии
(хоть угловат эксперимент),
Её осколок бог претензий,
в критерий практики искомой
прах замесить, чтоб было комом;
семь раз отмерить плюс один,
и вот она! - Края по свету,
и в два квадрата круг Один,
и красивее чаши нету, -
купить? Да нет лицензии, -
Одна она - в Валенсии.
Квадратура круга. Ясно.
Вера держит чашу в левой,
Грааль, и как это прекрасно!
Царской крови кубок смело,
не в решето б, гнездо испито,
в правой Религия - о, дясно!
даёт бессмертие? Избито.
Действительно, не очень ясно.
Две стАтуи, - и две руки?
Нет, конечно же, четыре…
и возвращаюсь «на круги»:
Держава-скипетр в этом мире.
Я провожу эксперимент.
Я помещаю в чашу кровь,
не бог он весть какой момент,
о да, да здравствует, Любовь!
И потому душа бессмертна,
погаснет, чтоб явиться вновь,
ей час пришёл одномоментно,
хоть не в глаз, а только бровь…
Я согласен, что ж скрижали?
«Дурь нашла, пишу в дороге»,
себя оставить хоть немногим…
Вериги царские? как жаль!
Знать - пола чьи (того лица),
Граалю - верой до конца,
и появляется время от времени
имя указкой их рода и племени…
Прочтённый, не погас бессрочно,
дальнейшим в списке в час урочный,
а по прочтении, за словом - Слово!
Она не гаснет, явится нам снова.
Святая Пятница, мать Прасковея,
уста в улыбке, шутка-прибаутка…
Благоуханием от белизны повеет,
с её небес спускается голубка…
Нету чаши в свете краше
Это какой же мастер сдюжил,
аж в восемь лепестков сложил!
Свернул хоть в свиток, отутюжил,
в каком же веке, мастер жил?
Камень на камень, доказуем?
благо рассудит, что не ложно,
восторженно (о чаше всуе),
ковать блоху совсем не сложно.
Не мастер мастера дороже,
а «sang royal», чтоб осторожно
волшебный гвоздик вбить под час,
чтоб купол ей, а честь для нас,
в цветке скрижалей запах розы
в «капле единого огня»,
в Чаше Грааля заморозил,
а кто стяжал - нашёл себя,
просеял суть от века веком,
и становился?.. человеком!
Ах, Левша! Тогда он может.
Другое дело - краше нашей?
Перевелись, значит, не можем,
подвиснуть куполом у чаши…
Дел подмастерья каменных,
в горнила дуют, мысль тревожат,
зажечь искрою пламенных,
Чаша на чашу не похожа…
их купол - кубок - это мысль
(Бояна учит Осмомысл),
восемь углов! Какая прелесть,
Не восемь пядей, и не лесть
а лучше нету женщин наших,
и чаши русской нету краше.
Семь пятниц, раз один отрежь!
Отмерь воскреснуть, не мостя,
в восемь углов - один рубеж, -
без глазу нянька, что ж дитя?
Учитель превзошёл ученика!
Точил родимый угол, мучался
и шлифовался, кут мученика,
случись он с куполом - гремучая,
а выползает, чудо лепесток!
Лети, лети… змеюка на восток.
Куда-то вдаль уносят мысли,
ещё при памяти, уже и быль, и рвань,
кружится путе-водным коромыслом,
Так заграалить! каменюгу в грань…
Однако поднатужиться, то можно
себе представить, очень осторожно:
Он восемь раз отмерил и сложил, -
Это же надо, - я б так жил!
Валенсия и пенсия, рифмуются легко:
на Вику - педия, - всех восемь кметей
(всё колдовское, ныне руссу велико),
плести бы дальше паутину сетью, -
не протянуть в игольчато ушко!
Не то, что Вал, и чтобы настоящий,
взлетая ввысь, не шёл по восходящей?
Однако есть! и на коней примета,
да как избавиться от фальши этой?
Ни голубка, ни змея, чтоб парящим,
ни кубок, чтоб единожды испить,
плести, не для того чтобы спасти,
не прерываясь мысли ключевой,
неиссякаемой, у чаши вечно жить,
тропе народной, как не зарасти?
Народный Кипень - он воды живой;
и внукам внуков честью дорожить,
пред памятью у чаши послужить, -
Спасибо жизнь, пустила на постой,
чтоб мне напомнить,
Сей закон…
простой. |
Послесловие: В IX веке в Европе начинают «охотиться» за реликвиями, связанными с земной жизнью Христа.
1181—1191 гг. — события, которые отразил Автор в поэме «Слово о полку», современник князь Рыльский и фантазия поздняя о чаше — «Персеваль, или Легенда о Граале», Кретьен де Труа.
Своего апогея этот процесс достиг в XIII веке, когда Людовик Святой привёз в Париж из Константинополя и поместил в построенной для этой цели Святой Капелле ряд орудий Страстей, чья подлинность мало у кого вызывала сомнение, дополню, среди участников Крестового похода.
Однако среди орудий Страстей, которые выставлялись в различных храмах Европы, отсутствовала чаша, из которой вкушал Иисус на тайной вечере… В некоторых описаниях Грааль весьма напоминает неиссякаемый сосуд из более древних кельтских легенд, который по своей функции сходен с аналогичными предметами в мифологии других индоевропейских народов, в частности, с рогом изобилия (Вики-педи-я). |