| | Стихотворение «Ловец жемчуга» | Предисловие: О запретной любви, вечности и творчестве Странное чувство испытываешь ей-богу, когда видишь как они отчаянно плывут на верную смерть, а рифы и скалы как бы нечаянно великодушно уступают им дорогу. В объятия сидящему на паутине пауку, что раболепно кланяясь подобно кутюрье радушно примерить приглашает их специально сотканный для них один на двоих уютный тесный кокон.
Я знаю, что на борту их двое. Они меня не видят ни в бинокль, ни в подзорную трубу, сами же у меня как на ладони, где линии изящно вплетаются в судьбу. Как виноградная лоза цепляются за жизнь и тянутся ко мне как к солнцу. И я с тревожным нетерпением их жду, ещё даже не зная толком кто они, глядя на всё это сквозь филигрань причудливых узоров замёрзших старых окон, пытаясь заглянуть за грань из тёмной комнаты, где нестерпимо душно и широко распахнуты стеклянные глаза.
Он а-ля капитан пиратского судна: серьёзное лицо, уверенный в себе, мужественный стан, высокого роста издалека кажется мне. Треуголка его затёрта до дыр. Красавец-мужчина, что женщину любит меньше прилюдно и больше наедине.
Она же явно чем-то смущена. Ведь думается ей, что всё не так уж просто там, где есть мышь, мышеловка, сыр и авось. Возможно именно в этом причина её беспокойства? И ей становится даже неловко в момент когда всё ещё ждёт он ответ на вопрос на тему верности и разврата, которую, казалось бы, он зря затронул вскользь, отказываясь верить в то, что о главном с ним давно уже бессвязно тишина, как смерть в агонии бормочет без умолку, всё ближе подбираясь к точке невозврата. И в этом уловка! Теперь у него все козыря. И кажется она с ним заодно. Наделе же зияет между ними пропасть и ещё одно небольшое «но». По воле Господа ему досталась роль отца и мужа, ей- матери и жены. И так уж суждено.. в пылу самообмана сердца их сражены и молнией и громом. Бескрайний океан возможностей вокруг, попутный ветер в парусах и трюмы до отказа наполненные ромом.
«Лево руля!»- и любопытный нос их корабля, как масло нож прошёл насквозь густую пелену тумана. Истошный женский крик пронзил дремавшую в забвении пустоту и море успокоилось. На миг ей показалось, что вдали виднеется Земля!
Ну что ж..
А я..
А я жестокий обитатель той Земли! Земли песка, камней, костей и пепла сожжённых страстью кораблей, что за могучею спиной моей так горделиво возвышается над гладью океана когда стоишь на берегу и смотришь вдаль, глазам своим не веря, томимый бесконечностью тоски и нежной ласкою закатного прилива, что так послушно и покорно внутри тебя неспешно насыщает зверя, стирая за тобой оставленные на песке следы. Так безмятежно и неторопливо бросает он к ногам твоим несметные дары. Чьи-то мечты и лепестки уставших лунных бликов, скользящих по волнам, как лодочки заблудших грешных душ людских, охваченных в разгар великого сражения сошедшим с небес благодатным огнём. Так горячо и безутешно молящих о прощении взирающих сверху ангельских ликов, что все как один сменили гнев на милость, узревши в воде своё отражение. И утопающее раненное солнце, что алой кровью озарило до горизонта всё, там где-то, на расстоянии протянутой вперёд руки, которое бесследно исчезает, во тьме тебя оставив одного. Лежать-курить и думать до утра о нём: о канувшем в пучину солнце, искать себе во тьме не слышу, что прости? Спасения?! В её улыбке, взгляде и руках, таких приятных и прохладных знойной летней ночью, таких горячих, согревающих холодным зимним днём.
«Любимая, я здесь!»- и снова её крик: «Земля! Земля!»- разносится по свету как благая весть.
Они сюда плывут с такой надеждой, что хочется им дать как минимум последний шанс, пусть и любовь прошла. Второй, а может быть и третий, ведь знать они не могут наперёд, что ожидает их в дальнейшем: быть может самоутверждение, а может плен и холодность сужающихся стен? Как знать, что за собой скрывает поворот. Быть может вспыхнет от стыда на них одежда, а может и предательски в улыбке расползётся рот и будет всё как прежде. Когда посмотрят на себя они с изнанки, простят, душой друг друга поклявшись на крови и разбредутся кто куда по замкнутому кругу, упившись, как вином им данной свыше властью, чтобы собрать в одно осколочки своей утерянной любви, что в небе звёздном светятся от счастья дабы корабль в одночасье их не превратился в тлен!
Ни интуиция отныне и не компас не вправе боле указывать им путь, лишь горечь осознания греховности своей ещё хоть как-то способна обнажать им суть.
А я..
А я плевать хотел на предрассудки, забвение и возраст, длину своих волос, посаженный охрипший голос, что много раз срывал, как спелый плод, пытаясь докричаться до небес. Но те как и всегда мертвы! А под ними я, вы, мой плот и путеводный свет от Господа Иисуса воскресшего Христа не дающий покоя четвёртые сутки, что стали похожи на тысячи лет!
А может и время остановилось, не зная куда ему дальше идти, ведь остались мы с ней где-то в прошлом, а в будущем нас уже не найти! Не обрести в раю покой и в вечности отраду.
И я встречаю их с улыбкой каннибала, в уме подсчитывая хватит ли костей, что мне достанутся от дорогих гостей в награду.
«Не ради удовольствия их ненасытных тел, окутанных страхом я сейчас здесь! Где все сомнения развеяны по ветру словно прах, но чтобы наконец-таки уже достроить свой корабль, оставив жизнь ему, спасти украдкой королеву бала и если удастся спастись самому»,- подумал я и в это же мгновение остров опустел. И я уже в открытом океане подобно призраку дрейфую на волнах. И снится мне красивый странный сон, как стоя на коленях я бережно в руках сжимаю подаренный тобою мне на память медальон. И что теперь?! Храни меня Господь, что беспрестанно наблюдает за нами с высоты, откуда ангелы всей грудью вдохнув божественный небесный крэк, дотла сжигают свои крылья и падают на нас, как на голову первый снег в момент когда как приговор ты ждёшь ответного письма, но ранним утром узнаёшь, что ночью неожиданно для всех ушёл из жизни последний почтальон.
Я обратил свой взгляд на небо, когда как сбитый самолёт она пикировала вниз..
«Не может быть! Мой ангел-хранитель!- почувствовал я.- Вот это сюрприз!»
За ней тянулся шлейф густого дыма.
«Твою же мать!-подумал я.-Ещё б чуть-чуть и пролетела б мимо!»- но я каким-то чудом успел её поймать.
Смрад опалённых ангельских крыльев меня признаться сильно смущал, смущал даже больше того, что вся она была пронизана светом; всё твердила мне что-то на чужом языке, кусалась, дралась, но сейчас не об этом. Я просто был несказанно рад!
Она любила целовать меня когда я сплю, заниматься любовью очень. И красиво пела, гуляя голая по кораблю помимо всего прочего.. огонь и воду и медные трубы прошла она со мной за несколько дней. Часами смотрела на яркое солнце, задумчиво покусывая пухлые губы, как будто кто-то должен был прийти за ней. Нам было вместе хорошо, по крайней мере мне так казалось. Я бывало, в шутку представлял себя на её месте и тогда она громко надо мной смеялась. Губами нежно губ моих касалась, сомкнутых век, кончиками пальцев касаясь волос, как будто что-то знала, заранее прощаясь, ведь всё что с нами было- это не всерьёз! Возможно, я и впрямь не понимал чего-то: откуда она кто и почему со мной? Быть может, она прячется, а её ищет кто-то, и как найдёт, тут же заберёт с собой? Ну а пока, я чуял нутром, что ей нравилось всё, без лишних вопросов. Как истинный пират она любила ром и всей душою ненавидела бедных матросов. Выкуривала в день две пачки сигарет. Я редко просыпался без новых засосов, в глазах её тонул и пальцем словно девочке грозя за провинность, всегда как дурак улыбался в ответ когда искусно она делала вид, что не при делах, изображая из себя саму невинность.
Я от счастья едва не начал молиться, но вовремя одумался всем ветрам назло. Научил её в беспамятстве материться, не в силах поверить как мне повезло, что она оказалась далеко не дурой, пусть и казалась поначалу наивной, как дитя. Красивая. Дива с точёной фигурой, смотрела в глаза, говорила: «лю.. тя..»! И это было прекрасно! Я делал с ней всё, что хотел, и более того она была согласна. И пусть я не ангел, но я улетел..
Ведь всё давно предрешено. Меня ты можешь встретить на рассвете, измазать всё лицо помадою своей, любить и ненавидеть на том и этом свете где так или иначе останешься моей, без всяких «но». Без тошнотворных клятв и обещаний, без лишних слов и приторных речей, голодных игр, нелепых прощаний, признаний в любви и бессонных ночей.. потому что в них нет ни толики толка: все эти взгляды, запахи, звуки- нет ничего! Есть лишь мой язык. И мужские нежные руки ласкают её под луной. И пронзительный вой одинокого волка слышится на высоте подо мной, где даже акулы плавают мелко.. и фото её с полки так смотрят на меня зачем-то, и куда-то в настенных часах так быстро бежит секундная стрелка.
А я..
А я как будто не за ней бежал сейчас по кругу. Как будто не её боялся упустить из виду. Как будто бы не ей завязывал глаза так туго, когда он играла вдохновенно роль Фемиды. Как будто бы и не казалась мне ничьей она на грани поражения, желая не обидеть никого. Как будто бы меня хотела не обделить любовью. Как будто не забыть его. И в этом заключается вся прелесть воображения?! «Какого ж тогда буя в штиль меня хлестало волнами, как плетью?- закрыв глаза, представил я как долго и нежно её целую. Когда желание меня ловило сетью и тянуло куда-то так сильно, как жилами крепко я стягивал кости.- Ну уж нет! Я на них ещё потанцую.»- подумал я, пустившись в пляс, рукой ударив по воде со злости. И стоило мне это сделать как в руках появился цилиндр и трость. Ну а чуть позже мне захотелось залпом холодного кружечку пива и фисташек солёных, как сама жизнь разом съесть целую горсть.
Затем появлялись какие-то люди, оставшиеся не у дел, ещё ящик пива и солнце на блюде. Спасибо тебе, всё было красиво. Я лет на пятнадцать помолодел! В мечтах своих бездонных едва не утонул и тот час опьянев от головокружения вовсю уже прикармливал прожорливых таких прирученных почти ручных акул, как мне тогда казалось. Я бросал им тела целиком и смотрел, смотрел и смотрел пока от них ничего не осталось и я в одиночестве ни постарел, в миг сделавшись ворчливым стариком, блаженно продолжив своё погружение.
Я расплылся счастливый в широкой ухмылке, довольный собою, как хулиган, ни дать ни взять, поймав себя на мысли, что как дурак один смеясь, валяюсь. То есть валяю дурака, я хотел сказать. Ни времени, ни сна уже не осталось зато желаний хоть отбавляй! И я как мальчишка всё забавляюсь, когда меня касается её рука.. рука небесной бестелесной особи.
И надо бы обильно смазать жиром прозрачные на свет луны и солнца, тончайшие, как девственная плева паруса ручной работы, что были сотканы с предельным трепетом и заботой из выделанных мной особым способом нитевидных жил и нежных оболочек внутренних органов всех моих заклятых врагов, чтобы те окончательно не высохли и не сломались. Но никого нет и никто не поможет: ни сам Господь Бог, ни случайный прохожий, что зевает от скуки, не прикрывая рот. Замер на распутье будто угодил в капкан. Так и стоит он, не в силах решить, что важней для него: семья или стакан? И как дальше жить. И может быть во всей этой истории циничный потребитель он, а я всего лишь любитель? Не знаю.. но мысли эти странным образом всегда мне придавали дюжину сил, открывали глаза, развязывали руки пусть я их об этом и не просил. Зубами, как дикарь ловил себе и жрал сырую рыбу, тринадцать дней подряд боялся ночи, ненавидел утро в ожидании чуда, как правило, молча исправно совершал обряд самосожжения отмерших нервных клеток, думая о ней, внушая себе при этом, что вкушаю ресторанные изысканные блюда.
И что теперь?!
«Желаете, сэр, королевских креветок? Лангустов, лобстеров, омаров или может устриц?- да, не откажусь пожалуй.- А жаренный на гриле стейк из жирного лосося под белым сырным соусом с чёрной икрой?»- несите всё! Я голоден, как зверь!
И вот я бегу за ней по глубокому снегу во власти тёмных ещё и пустынных улиц и мне кажется это какой-то игрой, очень сильно похожей на негу, где заживо нужно томиться в блаженстве и обязательно как следует помучиться. О, Боже..
«Не звони, не пиши, всё потом! Ну а потом: «Я буду избегать тебя. Я буду говорить ему о каждой нашей встрече, и о сегодняшней скажу, тоже..».
А я..
А я смотрю на неё, ем и плююсь. Ем свою рыбку и тут же плююсь, разрывая её на мелкие части, зная, что если уйду, то уже не вернусь, и её вернуть не получится, здрасьте!
«Прости за одиночество и грусть».
А как же любовь?
«А любовь.. а любовь останется, пусть».
И тогда я понял, что в жизни моей её больше нет. И всё как во сне. Она растворилась, как сахар, кофе и едкий дурманящий дым сигарет в моей загустевшей слегка чернильной крови. Исчезла как моя совсем ещё недавняя сонливость, оставив на столе остывшую записку вместо завтрака мне:« Прочти и порви!», в которой между строк и был сокрыт секрет всех моих безумных фантазий, не прошедших проверки на совместимость. Ну что ж..
Насытившись вдоволь безгрешным пороком своих нерадивых услужливых мыслей ставших венцом моих радужных доводов, так и не давших мне ни единого повода даже усомниться в том, что время всё так же беспечно течёт и что всё это мне только снится. Надеюсь, послужит сие всем хорошим уроком, ведь ничто, увы, в этом мире не вечно, а повинную голову меч не сечёт.
Наевшись от пуза, по капле с ночи собранный в ладони на воду пролив безмолвный лунный свет, точь-в-точь такой же, что сочится вечерами из её оконца, я быстро разделся и бросился вниз, покрепче сжав в руке, как факел пылающий кусочек утреннего солнца. Сразу же следом за мной в омут бросилась и моя муза, воздушным поцелуем отправленным мне вслед, бурю отравленных ядом эмоций, в одно мгновение превратив в спокойный тёплый бриз, благословив меня тем самым на поиск вдохновения, которое под невесомой бы, казалось, толщей океана, гонимое чудовищным давлением потоками бушующей артериальной крови неудержимой раскалённой лавой прильёт к пульсирующей болью голове после четвёртого к ряду оргазма, стирая напрочь и без того уже невидимую грань между прекрасным во всех отношениях энтузиазмом наивного по уши влюблённого юноши и старческим всепоглощающим маразмом, что в беспамятстве ищет себе утешение.
Такое сильное чувство внутри, что не вытащишь и клещами. Как будто сделал ты заведомо проигранную ставку, а та сыграла! Или сбылось желание вот так вот по щелчку, на раз-два-три, взяло и сбылось! Вы только представьте дамы, господа, как вы решительно настроившись пошли за овощами, а ноги сами привели вас в первую попавшуюся на пути открытую мясную лавку! Оля-ля! И это чёрт возьми немного даже льстит. Не говоря уже о том, что поцелуи, оставленные ею на губах моих, с послевкусием жизни лишь ещё больше разжигали, казалось бы, утраченный уже навеки аппетит. В моём несвободном светлом сознании, в потёмках цветущей ранимой души, откуда взращённые семенем любви воспоминания, накинув ласково на шею тонкую стальную нить, с целью в нужный момент одёрнуть, как пса и слегка придушить, разрывающими плоть корнями врастают в насмерть забитую память. И подобно стигматам тихо кровоточат там от надсадного громкого смеха, что доносится эхом откуда-то сверху и что-то пытается мне объяснить.
Она была похожа на русалку, только без хвоста. С распущенными волосами чуть длиннее тела. В моменте, я вспомнил, как однажды решила она прыгнуть с моста, но чудом глупышка не успела. Я тогда как раз закончил свой первый роман и думал, что она меня с ума сведёт ибо сама, как я считал давно уже сошла. И тут.. подкравшись к ней сзади, я крепко обнял её со спины, прижав к разделявшему нас ограждению. И в знак утешения, испытав нечто вроде чувства вины, незаметно, как приглашение сложенный вчетверо лист девственно чистой бумаги сунул ей осторожно в карман, подарив ей тем самым второе рождение. Той же ночью я отбыл на юг, там-то она меня и нашла.
И я уже было хотел, положа руку на сердце высказать всё о чём накипело, но мой внутренний голос буквально вскричал, а душа тихонько запела, что таких как у неё красиво вылепленных тел, я в жизни своей ещё не встречал. А всё это время, что я был один ни тусклый свет фонаря, а вместе с ним и заброшенный старый причал как будто бы и вовсе не замечал ни меня, ни навязчивых мыслей о ней, ни мою глубокую, как бездна печаль.
Я пил виски из горла, свесив ноги с пирса, и думал, на кого же в этой ситуации всё-таки похож я? А заметив в воде своё отражение, сомнений не осталось никаких, ибо самая что ни на есть тварь я, Божья, от сих и до сих.
Ах как это было давно и вместе с тем как будто бы только что прибыл на станцию поезд из прошлого. Пустые вагоны. Ни машиниста нет, ни проводниц, ни людей. Она выходит на перрон одна с улыбкой до ушей и дамской сумочкой наперевес, голая, на высоченных каблуках и тот самый лист, что я дал ей тогда вместо билета держит несмело в изящных руках и с разбегу виснет у меня на шее. А я ослеплённый, как солнцем её красотой, не вижу в этом ничего пошлого. «Ну вот и всё.- подумал я.- Приплыли!». Её глаза упали ниц и поезд-призрак навсегда исчез, искупав нас в клубах придорожной пыли. «Вот такие вот кошки-мышки».- Задумчиво слетело с языка. Взяла, что называется быка за рога. Слово за слово, за строкой строка. И если говорить совсем уж вкратце, при первой нашей встрече ей было около сорока, а теперь вдруг стало тринадцать! И мы унесённые с нею подводным течением без стука врываемся в наш воображариум. Далее следует яркая вспышка и я уже вижу как эта малышка, с виду наивная, честная девочка, такая знаете.. серая мышка(по совместительству хитрая, лживая сука) за стеклом пьёт жасминовый чай с овсяным печеньем, а я от изумления, как рыба выпучив глаза, не в силах надышаться жадно пожираю воздух ибо весь мой некогда бескрайний океан только что превратился в аквариум! В комнату к ней заходит мужчина и она смеётся мне прямо в лицо. У меня же в голове вертятся два слова: «выделка» и «овчинка», при этом я чувствую себя каким-то подлецом. Сжимаю кулаки до боли, ногами мощно, что есть сил отталкиваюсь ото дна, уверяя себя, что я на самом деле лучший в своём деле, мастер, самый настоящий ловец жемчуга, а он всего лишь так, её фантазия, чтобы меня позлить, не более. И что там она сейчас совсем одна. Вернее даже не там уже, а здесь приходит осознание, что воздуха, увы не хватит на двоих. И видит Бог, держал себя в руках я сколько мог, а вокруг меня вьются столько красоток.. любопытных сирен и глупых русалок, которые со мной играют, танцуют так близко, целуют и смеются, глотнуть мне предлагая ещё немного виски. Прелестные, милые создания! А я и без того на самом дне, как пёс на цепи с грузом у ног. И тут она цепляет меня взглядом и тащит за собою на поверхность мимо них в момент когда я чувствую, что вот она рядом и успокаиваюсь, теряя сознание.
Хитро приоткрываю один глаз и что же я вижу?! О, Господи, небо, а значит, я всё ещё жив! И я так счастлив, как сейчас ни разу в жизни не был. И жемчуга вокруг ну просто пруд пруди. Усыпано всё! И это всё во мне буквально полыхает.. она же сидит сейчас сверху на мне, сосками щекотно касаясь груди и делает искусственное дыхание.
Я любил её нежно, я любил её страстно, задрав юбку, до колен со штанами спущенными: агрессивно, грубо, глубоко и часто. В моменте, как грязную шлюшку распущенно, ласково нашёптывая гадости на ушко. Как юную школьницу обучающе. Как лучшего друга жену стыдливо в пол с глаза опущенными. Размеренно так и неторопливо, я бы даже сказал, что непреднамеренно. Как дедушка свою бабушку удручающе, в порыве исполнения супружеского долга, подложив заботливо той под живот огромную пуховую подушку.. или её лучшую подружку. Как ту единственную девушку на свете, что мне бывает, лишь под утро снится! С вожделением и непростительно долго. Как пастух одинокий козочку горную. Как сорвавшись с цепи- свою сучку покорную.. на берегу или в старом всеми заброшенном доме- с неудержимым, неподдельным рвением. В красных чулочках, с хвостиками и в очках- с особым остервенением. Как врач озабоченный девочку в коме. С кляпом во рту, привязанную к кровати. С блеском в глазах, не зная слова: «хватит!», на ложе, усыпанном лепестками роз. При свечах, подгоняемый диким животным влечением. Я любил её страстно, я любил её нежно. Любил без преувеличения, и она отвечала мне тем же.. в надежде, что всё не напрасно, питая меня изнутри этим чувством прекрасным и свежевыжатым женским живительным соком, струившимся по её ногам, ведь секс и любовь- это тоже искусство, известное к счастью не только богам!
Мой страж и советник, мой ангел-хранитель, ты с достоинством воина пережила бой, я тебя отпускаю на волю. Твои крылья зажили, лети! Возвращайся на небо. Возвращайся скорей же домой, в светлую свою и святую обитель. Я в тебе не нуждаюсь боле. Других слов для тебя я не нахожу.
Спасибо и тебе моя верная муза. Отныне ты свободна и смело можешь покончить с собой.
Любимой же моей скажу..
Искушена была дьяволом ты в моём обличии, но устояла.. не телом, но душой. Ибо тело грешно и тленно, а душа твоя вечна и чиста. Да вознаграждена ты будешь прощением за доброту свою и жертву, принятую ради любящих тебя и любимых. Да наполнится радостью сердце твоё израненное ибо обрела ты смирение, избрав в искупление путь себе тернистый. Да будешь счастлива ты во веке веков и любима за любовь свою искреннюю во имя Господа нашего Иисуса Христа, величайшего из артистов.
Ну вот и всё. Меня уже тошнит от всех этих строк. От этих всех отравленных мыслей. От этих своих представлений о вечном, требующих ни чего-нибудь, а понимая скрытого здесь глубочайшего смысла, напрочь забывая то, что всему своё время, у всего есть свой срок: годности, давности, выдержки, наказания, правления, реализации, испытательный, выплаты выкупа, погашения задолженности или кредита, беременности, любви, жизни и смерти. |
|
| |
Понравилось 
