По-над речкой широкою-быстрою мост поставлен резной, узорчатый.
По мосту тому легкой поступью богатырский конь седока везет.
Князь собрался в дорогу дальнюю, по чужим городам наведаться,
Поглядеть на страны далёкие, с чужеземцами побеседовать.
Князь не взял с собой свиту шумную, не позвал он и стражей-витязей,
Только верный конь под седлом идет да сума при нем переметная.
Говорили волхвы:
- Ты не езди, князь. Во чужой стороне сложишь голову.
От кинжала подлого пасть тебе, коль запрета богов не послушаешь.
Отвечал им князь, гневно хмуря бровь: - Как не стыдно вам наговаривать?
Еду к другу я, другу давнему, с кем по юности в деле ратном был.
Он давно уже меня в гости звал, обещал пиры да веселие,
Сватал девицу мне красивую, так что, может, вернусь с невестою.
Вот приехал князь в славный Светел-град, начались пиры, чаши полнились.
Скоморохи по гуслям вдарили, затевались пляски весёлые.
Князь смеялся, с другом беседовал, красной девице плел речи сладкие.
Только вдруг замолчал негаданно да на блюдо вдруг он лицом упал.
Всполошились бояре знатные, закричали девы, заплакали.
Князь недвижимый на полу лежит, а в спине нож торчит украшенный.
Друг, недобро прищурившись, встал над ним, хриплым голосом рассмеялся он:
- Поделом тебе, тать бессовестный. Ты отнял у меня Любавушку.
Пуще жизни своей я любил её, платье к свадебке для нее купил.
Вдруг приехал ты, храбрый молодец, и влюбилась в тебя Любавушка.
Мужем добрым стать не хотел ты ей, а она мне женой не сделалась.
В реку бурную с горя бросилась, поглотили ее воды тёмные.
С той поры я зло на тебя таил, месть коварную все измысливал.
А теперь отмщена Любавушка, за её смерть твоей заплачено.
Воротился конь да во Киев-град, а в седле его не седок сидит.
Хладным телом скакун увенчанный - князя мёртвого он домой привёз.
Не послушал князь слова мудрого, возжелал пиров да веселия.
А теперь под курганом лежать ему, над могилой рыдать его матушке.
Друг недолго победу праздновал. Одолела кручина лютая.
Ни жены теперь, ни товарища – лишь коварная месть исполнена.
Не стерпел он тоски-отчаянья да не выдержал одиночества.
За любимой в пучину бросился, отдавая тоску бурной реченьке.
С той поры утекло уж немало лет, а предание крепко помнится.
О любви той былина сложена, да тоской и местью приправлена.
|
