Donata
Май-озорник раскрасил цветом
Жасмина улицу мою.
А звёзды, словно самоцветы,
Сияли в небе. На скамью
Мы с ним присели под луною.
Он мне шептал, что одинок,
Потом на кофточке рукою
Стал расшнуровывать шнурок.
- Какая наглость для поэта! -
В него я кинула букет.
- Вы обещали мне сонеты
Коробку "Ассорти" конфет!..
Навеяло…
МАЙ-ОБЛОМАЙ
«Май-озорник раскрасил цветом
жасмина улицу мою» (с)
Я, как дурак, встаю с рассветом
и жду избранницу свою.
Дождался…
Сели на скамейку
и засмущалися чего-т.
Она спросила:
«Вы Индейкин?
Поэт?!
Тот самый?!?!
О, mein gott!!!
Автограф можно?
Не буровьте!»,
а я,
шепча ей нежно:
«Ок!»,
вдруг резво стал на белой кофте
тугой развязывать шнурок.
Она в ответ:
«Могу на это
от норм морали отойти
за пять
(как минимум)
сонетов
и три коробки ассорти».
Кричу:
«Всё мигом будет, пусик!
Сиди от счастья тут вопи!
Я побежал…»
«Ещё Шампусик
походу тоже прикупи!»
Я был в нокауте глубоком,
как от Головкина* Лемье*, (**– боксёры)
когда, сражённый словно током,
я подошёл к пустой скамье.
Увы…
Закончилась интрига.
Мне даден в жизни был урок…
Скамья…
на ней помадой фига…
и змейкой сложенный шнурок.
|
Ужо я ей задам!