Нацеплю душегрейку, побитые молью штаны,
начались холода (как всегда), ничего не попишешь,
посмотрю на расхлябанность вечной, могучей страны,
для которой до лампочки - дышишь ты, дед, иль не дышишь.
Со слезой провожаю всех птиц, улетающих в даль,
понимаю, не только от ветра продрогнув немного,
что своими трезвонами бедный, голодный звонарь
с колокольни навряд ли дотянется с просьбами к Богу,
а меня исповедует серый и жухлый камыш.
Надо в хату идти и на печку, под ватником греться,
начались холода - от природы ни в жисть не сбежишь,
и тем более, если продрогшее старое сердце.
|