Над кромкой волн лишь чаек стон,
Верхушку режет альбатрос.
В раскате взрывов рынды звон,
В живых средь волн один матрос.
В живых матрос всего один,
В пучине сгинули друзья.
С тем с кем недавно он служил,
С кем был на вахте у руля.
Круженье птиц над головой,
Набата тяжкий, гулкий звон.
Припомнил край матрос родной,
Жену, детей и отчий дом.
Детей, жену и отчий дом,
У Волги Матушки реки.
Мать вспомнил со своим отцом,
Крест прижимал к своей груди.
Нательный крест к груди своей,
Он к обгоревшей прижимал.
Злат куполов родных церквей,
Под грохот боя вспоминал.
Злат куполов, где мать, отец,
Его крестили молодым.
Где шел с супругой под венец,
Глаза ел гари черной дым.
Тот едкий гари черной дым,
Клубясь, на волны оседал.
Как жить хотелось молодым,
Всем им кто в вахте с ним стоял.
В Японском море смерть нашли,
Достойно каждый здесь принял.
Себя там, в жертву принесли,
Ради чего ни кто не знал.
Погибли все ради чего?
Пять тысяч Русских моряков.
Придурка ради одного,
Штабных в бездарности чинов.
Вблизи Цусимских островов,
Один матрос посреди волн.
Горел «Суворова» остов,
Рвал душу рынды тяжкий звон.
Горел «Суворов князь» в дали,
В кильватере нарушив строй.
Шли к смерти верной корабли,
За роковой своей судьбой.
«Ослябя» пал, « Бородино»,
И « Александр III» вслед почил.
Пал «Порт-Артур» уже давно,
Царизм Японец сокрушил.
Погибли «Невский», «Мономах»,
«Сысой», «Наварин» затонул.
Не сдавшись, не спустили флаг,
На верность, раз лишь присягнув.
Не сняв Андрея гордый стяг,
Презрев погибель и врагов.
Долг отдал Русский свой моряк,
Бортом лег в волны «Ушаков».
В пучине гибли корабли,
Стремясь в родной Владивосток.
Став меркой гибельной страны,
Царизму, подведя итог.
Став отправной вослед чертой,
Для смут кровавых отворив пути.
Чертой Российской роковой,
Царя расстрелом всей семьи.
А море дым все покрывал,
Вблизи Цусимских берегов.
Набат в том грохоте звучал,
Горел «Суворова» остов.
Над головой лишь чаек стон,
Средь волн в живых один матрос.
В раскате взрывов рынды звон,
Прощай мой спутник альбатрос!
А. А. Киселев
22. 07. 09 г.
|