Ты наденешь чулки...

Ты наденешь чулки и дешевое платье.
И духи – не Шанель, и бульвар – не Париж.
Почему за поэзию денег не платят?
Отчего ты бедна, и на этом стоишь?
Ты слова оставляешь в затертой тетради,
Ты в коричневый кофе не льешь молоко,
И почти не меняешь дневные наряды,
А вечернее платье тебе велико.
Кто-то спросит, как будто бы кинет проклятье,
Словно ты в удушающих, пошлых тисках:
«Почему за поэзию денег не платят? -
Это так несолидно витать в облаках!»
И тебе на секунду становится странно,
Что живешь и не гнешься в цехах заводских,
Что в начертанный час не спускается манна,
Лишь рифмуется свет, выдыхается стих.
Ты еще не на дыбе, но в чекнутых стенах
Под холодным прицелом свинцовой молвы.
А тебя разрывали на римских аренах
И лишали безудержной головы.
И пылали костры, и чернели закаты.
Палачи заземляли, сводили на нет
Каждый дерзкий рывок, каждый вызов крылатый,
Каждый писанный кровью блаженный сонет…
Пусть вовек не покинет высокое слово,
Пусть скитанья земные твой путь вдохновят!
Может быть, так и надо, чтоб зло и сурово
Жизнь терзала, но дух был свободен и свят…
Абрикосовый пудель на ветхом диване.
Он зевает и ласково щурит глаза.
Ты не здесь и не с ним… В одинокой нирване
Проплывают небесные голоса…