Она твердила, прогоняя грусть,
Прислушиваясь к голосу гитары:
«Я одинокой смерти не боюсь.
Страшусь Суда Господнего и кары».
И были эти отзвуки тихи,
Но были эти страхи под рукою.
Ее прошедшей юности грехи
Лишали безмятежного покоя.
Она вязала теплые носки,
Цыганской шалью согревала тело.
Она порой лечилась от тоски,
От счастья зажигательно хмелела.
Она жалела брошенных собак,
Подкармливала мурок у порога.
Она себя держала кое-как.
Она любила музыку и Бога.
Воспринимала все, что в глубине
И не вдавалась в мелкие детали,
И пламенные вздохи при луне
В ее судьбе, увы, не обитали.
Друзья к ней наезжали дважды в год,
Забывшие про таинство забвенья.
И сердце отдыхало от невзгод,
И после возвращалось вдохновенье.
Она встречала первые лучи.
Из ран своих душа рвалась наружу.
Она искала к ближнему ключи,
Она спасала трепетные души.
И помнят те, что были с ней близки,
Ее аккорды страсти откровенной,
Где не было обыденной тоски,
Лишь резонанс невидимой вселенной…
|