До изумления бурбона
напившись, он писал стихи…
И вызывал у женщин стоны,
и звал на плотские грехи.
Они, как только прочитают
про шаловливую весну,
так сразу же в душе растают,
и обожания волну
им усмирить не удаётся.
Пылает в их телах пожар.
А что поэт? Он лишь смеётся
и, новый нанося удар
по нежным чувствам женщин скромных,
толкает их на стыдный грех
в местах от глаз людских укромных,
где нет опасности помех…
Так петь, как он, любви экстазы,
не удавалось никому.
Ходили про него рассказы,
что он уехал в Бугульму
и в дебрях местных затаился,
и в них инкогнито живёт,
и тайно вроде бы женился…
Молва, конечно, нагло врёт!
Ждём до весны!
Когда бурбона
напьётся снова наш поэт,
он для поклонницы влюблённой
напишет, может быть, сонет
бессмысленно чудесный, странный…
И что-то в нём такое есть...
И мы услышим: – Окаянный!
Приди, возьми девичью честь!
|
Поэт несет благую весть.
Что если перепить бурбона
Побед у женщин вам не счесть.
Заворожит как маг стихами,
Так затуманит, бросит в дрожь.
А сам окольными путями,
Сбежит, ну, что с него возьмешь.
Кто больше всех трещит об этом,
Тот в этом вряд ли знает толк.
В любви он мнит себя поэтом,
И тонок слог его как шёлк.
На деле он фигляр, пустышка,
По будуарам не ходок,
Берет его озноб, одышка
При виде женских, голых ног.