Расползаются улицы по тревожному городу,
Словно вены бескровные по земле ледяной.
Тишина напряжённая громыханьем распорота,
Вдруг, взбешённая, вздыбилась запылённой волной…
И беда по артериям потекла нескончаемо,
И снарядами острыми протыкались дома.
Драматизмом и ужасом наполнялись отчаянно
Небеса почерневшие, посходили с ума.
Опоздавшие ангелы, оглушённые взрывами,
Распростёртыми крыльями накрывали дворы.
Над кровавыми язвами разлетались с призывами,
Но осколки ошмётками их глушили хоры.
Одинокими криками от безумия дикого
Замутнённый, расхристанный охнул город навзрыд …
Искалеченный Ванечка возле дома разбитого
На асфальте исколотом бездыханный лежит.
Ребятишки донецкие по подвалам попрятались,
А распластанный Ванечка добежать не успел …
И Серёжка, и Настенька, и соседи, приятели,
И Дружок, окровавленный, у подъезда хрипел…
А бомбёжка по городу продолжалась настойчиво,
Между прошлым и будущим зависало сейчас.
Убивали безжалостно тех, кто был несговорчивым,
Смертоносной жестокостью по квартирам стучась.
|
Варварство
Повсюду взрывы, до подвала метров пять.
В халате, босиком, обняв младенца,
Бежит из дома молодая мать,
Свою кровинку, прижимая к сердцу.
Не добежала... Черных брызг фонтан...
Под стон земли, да лязг разбитой крыши,
И полугодовалый мальчуган
На крик исходит, но никто не слышит.
Сквозь слезы рассмотрев родной халат,
Ползком до тела матери добрался,
И приумолк. Вокруг бушует ад.
А он к груди родимой присосался
И так затих, навеки, у груди...
Пришли соседи, отнесли, обмыли...
Из рук младенца люди не смогли,
Отнять груди, да так и схоронили.
Пишу затем, чтоб люди мира знали -
Здесь детство с материнством убивали...
И никогда не возместить потери!
Сожми кулак - беда стучится в двери!