Луна за тучи скрылась боязливо…
Над Гефсиманским садом – чернота…
И стадом сгрудились испуганные люди
Вокруг Христа…
А воины стояли молчаливо,
Готовые исполнить тяжкий долг,
И факел жёлтый вырывал из тьмы пугливой
То сталь, то шёлк.
Был взгляд Христа задумчиво спокойный
На воинов суровых устремлён…
Грядущее, для всех неведомое время
Предвидел Он.
Предвидел путь тернистый на Голгофу
Кровь на челе, коленей ломоту,
И боль, и дрожь крестом истерзанного тела…
И темноту…
И Воскресенье, и полёт над миром
Превыше самых высочайших гор,
И славу светлую и ныне, и вовеки
Поющий хор…
Он был готов с земной расстаться жизнью,
Цепь оборвать угодных людям дел,
И на солдат смотрел Он кротко и спокойно…
Он их жалел…
Среди учеников Христа стоял Иуда,
Косматый и кривой, одетый в козий мех,
Грядущее один из смертных увидавший,
Один из всех.
Он знал уже удел свой несчастливый:
Он должен был Христа послать на казнь,
Чтоб истина мечом страдания сразила
Ложь и боязнь.
Любовью и умом он выбрал долю,
Тягчайшую из всех на свете доль,
И душу мрачную незримо разрывали
Тоска и боль…
Он видел град камней, людей косые взоры…
Плевки с лица рука устанет утирать,
Но люди будут звать изменою измену
И отвергать.
Он чувствовал петлёй охваченную шею
(Как смех толпы безжалостен и груб),
На свалке видел он раздутый посинелый
Свой грязный труп…
Но надо день ещё прожить в тоске и боли
И тридцать драхм успеть в ладони потной сжать,
Чтоб люди звать могли продажностью
Продажность
и презирать.
Ну что же? Указать рукой затрепетавшей
Со страхом на Того, кто ближе всех тебе,
И жалко умереть, смиренно покорившись
Своей судьбе?
Нет! Надо, чтобы в будущем узнали
Двуличия туманную печать.
Лицо от маски, правду от обмана
Могли бы отличать!
И словно с крыши головой бросаясь,
Цепь оборвав понятных людям дел,
Иуда сделал шаг и на щеке Иисуса
Свой поцелуй запечатлел…
Мы, мудрые, познавши твердь и космос,
Добро и зло, тепло и хлад костра,
Боготворим молчанье Иоанна
И трижды отречение Петра.
|